Царица. Алексей Борисов

полнеба; с безмолвным удивлением я увидел, как по беломраморной стене свесился край парчовой ткани, и над кромкой капища вдруг поднялись согнутые женские колени. Продолжая что-то выкликать в небо, бронзоволикий жрец разодрал и сорвал с себя одежды; ветер нес клочья драгоценной материи над городом, над кровлями, усеянными людьми; голый, он рывком взметнул оплетенные браслетами длани к Солнцу, и тут я увидел нечто, воспринятое мною в тот миг как неслыханное, ужасное уродство: срамный уд его, чудовищно огромный, дыбился под бугрящимся валами мышц животом и словно сам по себе хотел дорваться до небесного светила; толпа зашлась в едином вздохе.

      Я замер, предчувствуя непостижимое, немыслимое; сердце мое колотилось с неистовой силой, и непривычный, тошнотворный клубок опустился внутри моего чрева. Завершив свой клич, могучий жрец ринулся к беззащитно распростертому перед ним телу царицы. У меня перехватило дыхание: по наивности своей я решил, что готовится самое страшное жертвоприношение – прилюдное смертоубийство. В ужасе я увидел, как дрогнули и раздались колени женщины, как напряглись мощные мышцы мужских ягодиц и бронзовые волны прокатились по мускулистой спине; я услышал слабый стон царицы и подумал, что с нею кончено, и теперь ее палач, поддавая бедрами, попирает и терзает уже мертвое тело. Горестно завопил я и стал закрывать полами хитона глаза свои, но ответом мне был торжествующие рев толпы и крики радости.

      Недоумевая жестокосердию людей, я откинул покрывала с очей и остолбенел: не было уже боле на возвышении смертоубийственного жреца, но прямо надо мной и только чуть ниже солнца сияло торжеством и радостью прекрасное лицо царицы; распластавшись, словно львица у своей добычи, у кромки возвышения и раскачивая над нашими головами набрякшими сосцами, она возглашала:

      – Радуйся, мой народ! Семя принято! Радуйся! Воды небесные слились с соками земными! Радуйся! Урожай будет! Слава Той, что несет нивам и долам плодородие! Слава Той, что дарит спелость зерну и щедрость оливе! Слава! – и раскаты ее торжествующего смеха грохотали в моих ушах, как гром небесных сфер, рушащихся на землю.

      Малиновый туман пал на меня. Люди вокруг бесновались, кричали, плясали и били в бубны; иные бросались на заранее расставленные ложа и в непонятном мне неистовстве налазили друг на друга, сплетаясь, словно на смертном ристалище; другие прижимались к стенам, и видения их сопрягающихся бедер, содрагающихся задов вспыхивали в моих очах, словно молнии. Вскрики их звенели в моих ушах, словно визг тысячи падших существ, низвергающихся в преисподнюю.