При этих словах Андре пулей вылетел из квартиры, дверь за ним с грохотом захлопнулась. Габи с Гюго вовсю хохотали. Гюго приоткрыл дверь, выглянул, прислушиваясь к убегающим вниз по лестнице шагам, – до него доносились бормотания нежданного гостя.
Андре безумно выкрикивал:
– Ах ты прохиндей! Сучок с пенька! – он не скупясь посылал проклятия в адрес Гюго и Габи, – запомните мои слова! Скоро рыдать будете крокодильими слезами!
На миг шаги утихли, Андре во всё горло прокричал:
– Я ещё отыграю партию! – неистово: – Судьба! – он стучал со всей силы по перилам. – Цыганка! Басурманка клятая! Девка падшая! – в отчаянии перешёл на фальцет: – Возомнил из себя Шекспира! – с пеной у рта: – Писака! – задыхаясь от ненависти: – Я его ещё расхваливал перед всеми… – и обессиленно: – Демон в обличье человека! И стихи, и эссе – чушь!
Стоя на площадке второго этажа, он что есть мочи выкрикнул:
– Бред сивой кобылы! Извращенец!.. – угрожая: – Я сорву с тебя маску! Всех на уши поставлю! – плача, задыхаясь от гнева и обращаясь к самому себе: – Но почему я его так любил? – всхлипывая и злясь. – Ещё хотел быть в его бесстыдных глазах героем-любовником.
Он помчался вниз по лестнице, на бегу размазывая слёзы и бормоча:
– Ангел! – сплёвывая. – Она и ангел?! – негодуя: – А я?! Я в его глазах уже падший ангел?
ХI
Таверна «Le Procope». Париж
Улочки Парижа. Блеск и нищета. Они напичканы бедными, если не сказать – убогими кварталами. На их фоне масштабно контрастировала роскошь. Видимо, чтобы помочь понять, полюбить или отвергнуть дух Франции, страна открывала нескончаемую череду тайн Парижа, выпячивая стороннему взгляду свои достоинства – соборы, галереи, таверны. Последние преимущественно открывали выходцы из Италии. Их пошлый весёлый нрав разряжал строгую атмосферу города.
Ментальность французов сводится к решению всех проблем на ходу или, в лучшем случае, за чашечкой кофе, сидя в одной из таверн. За столиками решались проблемы, даже больше – судьбы художников, поэтов, политиков, обычных мужчин, женщин и их детей. Проблемы обсуждались вслух бурно, а иногда – тихим шёпотом, особенно тихо говорилось о детях. Ведь желание или нежелание появления их на белый свет было таинством. Именно там, в тавернах, как нигде царила магия и мистика; парижане – любители узнать свою судьбу наперёд – сгорали от желания дерзнуть, сыграть с судьбой, погадать на кофейной гуще и лишний раз задуматься: а стоит ли вообще сопротивляться, меняя жизнь. Так подчас думали семьянины, не решаясь что-либо менять в жизни.
Как только до них доносился запах горячего кофе и аромат свежей булочки, традиционных на завтрак