– Ладно, хрен с ним, не ссы, через фильтры все равно не пройдет, – успокоил старожил склада ГСМ, но салагу, на всякий случай, пожурил: – А вообще-то в следующий
раз зенки в руки надо брать! Уяснил?!
– Уяснил! – обрадованно заверил понятливый Колян.
2
Очередь до журнала, который Воробьев приметил, едва устроившись в кресле, дошла только когда самолет пошел на снижение.
Весь полет прошел в утомительных и большей частью ни ему, ни его собеседникам не нужных телефонных разговорах. Он начал перелистывать глянцевые страницы, еще не закончив последний разговор, пока не зацепился за одну из статей. До приземления оставалось минут двадцать, и он настроился во что бы то ни стало дочитать статью до конца. В последние годы, если и удавалось пробежать наспех что-либо отличающееся от производственных и финансовых отчетов и тому подобной протокольной тягомотины, то только во время перелетов, да и то не всегда.
С облегчением оторвав прижатый плечом мобильный от начавшего саднить уха, он заставил себя сосредоточиться на чтении.
«Нас удручает единственность и неизменяемость прошлого, – писал неизвестный автор, – но мы можем намеренно изменить свое восприятие прошедших событий. Со временем оно займет место реально произошедшего. Таким образом, прошлое не существует – существует только его отражение, создаваемое следствиями происходивших событий и нашей способностью хранить их в памяти или фиксировать на носителях информации.
Так кто мы? Обитатели бесконечно тонкого слоя, толщиной в еще не открытый квант времени, разъединяющий прошлое и будущее? Мы перемещаемся вместе с ним, оставляя за кормой былое, задумываясь над его значением, но считая уже нематериальным и распавшимся в прах, и имея лишь зыбкое представление о загадочном архипелаге грядущих событий – тех, что лежат прямо по курсу корабля нашей жизни.
Выходит, бытие и есть лишь эта немыслимо крохотная, не видимая ни в какие мудреные инструменты микроскопическая хорда, тетива, стягивающая адски согнутую дугу…»
Самолет мягко коснулся бетона взлетно-посадочной полосы. Снова ожил телефон.
«Надо будет дочитать на обратном пути», – подумал он, и нехотя нажал на кнопку соединения.
– Закуришь?
– Бросил.
– Правильно, здоровье надо беречь. А мне незачем… И давно? – Витек усмехнулся.
Растянувшийся в кривой полуулыбке-полугримасе рот не вызвал у Воробьева прилива теплых чувств – зубы торчали из серых десен изъеденными ржавчиной обломками гвоздей; слева, на месте верхнего переднего и глубже зияли похожие на проломы в крепостной стене черные бреши.
Да и вообще – Витькова внешность, признаться, была не очень. Лицо цвета недозрелого кабачка; кожа на лбу и щеках холмилась готовыми вот-вот извергнуться, но до поры созревающими в недрах фурункулами; по мясистому носу щедро разбросаны черные семена угрей; давно не стриженая голова с пучками жиденьких волос будила воспоминание о редкой поросли