– Я узнала вас по курточке… Прошу вас, извините… Я мама Маши Луговой. Благодарю вас за неё. Думала, что сегодня уже не увижу её, мою девочку. Она и записку эту дурацкую написала, глупышка. Решила заболеть воспалением лёгких и умереть. Глупенькая. Хорошо, что вы там оказались. Вас бог послал. А на отца её вы, пожалуйста, не сердитесь. Он безумно любит её, безумно. Извёлся. Сам не свой. У него свои понятия о приличиях. А то, что он взрывной такой, так это после контузии на Северном Кавказе…
Я смотрел на эту убитую горем женщину, слушал её, автоматически кивал головой и никак не мог отделаться от ощущения, что я не знаю самого главного – того, что же случилось с её дочерью… а со мной говорят так, будто я являюсь главным действующим лицом и всё знаю.
Просигналила электричка, предупреждая о скором отправлении. Женщина испуганно вздрогнула, точно очнувшись от чего-то, и вытащила из кармана халата ту самую крохотную янтарную фигурку ангелочка, которая теперь хранится у меня.
– Маша просила непременно передать вам это, – прошептала она, протягивая мне фигурку. – Непременно, вы слышите? Именно этого ангелочка. Я и одеться-то не успела, боялась опоздать. Машенька сказала, что это важно. На память о ней. Я ей верю. Я ей очень верю. Она сказала, что вы неравнодушный человек. Если б не вы… О, боже! Я даже не хочу думать о том, что могло бы случиться! – воскликнула она.
В это мгновение электричка просигналила ещё раз.
– Мне пора, – сказал я, входя в тамбур.
– Ой, – вдруг засуетилась женщина. – Вы же ничего про Машеньку не знаете! Главное.
Электропоезд издал последний предупредительный сигнал, цвет семафора сменился с красного на зелёный.
– Говорите быстрее, – прокричал я, пытаясь рукой удержать закрывающиеся двери. – У неё что-то с нервами? Она больна?
На меня, молча, уставились огромные, недоуменные, полные невыразимой скорби глаза матери.
– Больна? – словно не в себе повторила она. – Это Машенька больна? Да она ангел, понимаете, ангел.
Её лицо перекосило как от боли.
– Вы ничего не знаете, – строгим голосом сказала она и горько усмехнулась. – Ну конечно, откуда вам знать? Месяц назад на пляже трое пьяных подонков затащили её в машину, отвезли к городскому кладбищу и там…
Внезапный порыв ветра унёс окончание фразы, но я, разумеется, всё понял.
Поезд тронулся. Я стоял в тамбуре и сквозь забрызганное дождём окно смотрел, как от меня удаляется женщина в домашнем халате с поднятыми кверху в немой мольбе руками. Под стук колёс она становилась всё меньше и меньше, потом превратилась в точку и вовсе исчезла. А перед моим мысленным взором всё ещё стояли огромные материнские глаза, полные недоумения и невыразимой скорби. «Больна? Это Машенька больна?