Было несколько снимков самой Катьки – на лыжах, на дельто-пластинах, на каких-то смешных пузырях, на которых она каталась на Фениксе в последней поездке. Это, конечно, Антон снимал. Видно было что сделано, если не с любовью, то с любованием каждой чертой. Кире это не казалось удивительным. Катька была красавицей всегда. А то, что она сама как будто вовсе этого не ценила, словно делало эту красоту ещё заметнее. Ведь когда неогранённый камень сияет так ярко, если огранить, больно глазам же будет!
И снова горы, водопады, разогнавшийся сквозь Радужные врата флайер с открытым верхом. Хм. А флайер-то не Катькин. Незнакомый какой-то и явно крутой. Нет, Кира в них не очень разбиралась. Не её профиль. Но машинку повышенной проходимости от стандартной легковушки отличить всё же могла. Этот серебристый монстр явно был из везделётов. Как у Кириного отца, только новой модели.
Покататься бы на таком. Вспомнить, как оно, когда пределов почти нет.
А это ещё кто?
С планшета смотрел незнакомый парень с длинными, заплетёнными в модные в этом сезоне наивельские косички, волосами. Пижон. На Земле подобные веяния прижились поскольку-постольку, всё же древняя планета, консервативная. Для Каледонии тоже было неожиданно, конечно. Но кто сказал, что этот чувак с Каледонии? Мало ли где социально активная Катька его подцепила?
И это явно был не случайный кадр. Потому что дальше была ещё его голография. И ещё. В разные дни – потому как в разных шмотках, и антураж кругом тоже явно разный.
Симпатичный парень. Молодой. Ринкиных лет, наверное. Где Катька его взяла?
Улыбчивое лицо с чересчур правильными чертами. Голубые глаза. Прямой нос. Открытая улыбка. Грива этих волос медовой рыжины, в косичках бусины, пёрышки, переливчатые диоды. Яркие рубашки, распахнутые на груди. Брюки «лётного» фасона. Тяжеленные ботинки. Явно рисуясь перед зрителями, незнакомец то стоял, крыльями раскинув руки на краю какого-то обрыва. То целовал мраморную руку древней статуи на развалинах Ли-Маамэ. То кружился в лихом, хоть на Кирин взгляд и слегка нелепом танце, на светящейся переливчатым светом прозрачной площадке. Ему всё это, безусловно, очень шло.
Вот только у Киры с некоторых пор образовалась аллергия на красивых мужиков. Особенно на тех, кто о своей красоте давно в курсе и умеет ей пользоваться.
Следующий кадр был портретом.
Нет, всё-таки симпатичный. Лицо, привлекающее не только чертами, а какой-то неожиданной теплотой. Искренностью. Сложно было не улыбнуться в ответ.
Глупости. Это всё тоже прекрасно играется на публику. При желании. А глупая публика женского полу покупается и просит ещё. Уверенная, что это всё предназначено только ей одной. И эти всё понимающие глаза. И добрая улыбка. И возможность зарыться лицом в волосы, обхватить руками сильные плечи… Впрочем, последние мысли к парню с экрана отношения уже не имеют.
Антон подкрался почти незаметно,