– Я даже не решаюсь как-то Вас переспрашивать. Это ведь всё очень… очень свежая рана… очень болезненная.
– Сто лет уже прошло.
– Да, но говорить и исследовать стали не так давно.
– Вы хотите сказать, рассекретили.
– Ну да.
– Ну так и надо рассекретить, и расследовать, и предать полной огласке и всё остальное, а не делать из гибели царской семьи… номер, символ, святых – что угодно.
– Вы… Вам нисколько их не жалко?
– Я вообще не о царской семье. Мне жалко всех безвинно убиенных, безвинно сунутых в лагеря, безвинно стравленных в гражданской войне. Я не против того, что убийство царя расследуют. Я против того, что одного из могилы вытаскивают и на хоругви цепляют, а остальных забывают… Столетиями на гвозди да щепки молились, и ничего – без генетических экспертиз обходились! А тут спектакль на миллионы устроили!
– Нужно надеяться, что за этим последуют и другие шаги.
– А почему мне всё-таки упорно кажется, что приоритеты в нашей стране расставляются всегда в первую очередь не с точки зрения обычного человека, а с точки зрения каких-то высоких и с грешной земли невидимых идеалов? Государство для людей или люди для государства? Помнят ли те, кому люди доверяют власть, что первично, а что вторично?
– В Ваших словах сейчас слышна ожесточённость, но нужно же принимать во внимание и объективные обстоятельства, и внешние факторы, мешающие развитию страны.
– Абсолютно согласен, но я не хочу, чтобы Россию делали великой «эгейн» – я хочу, чтобы ей дали самой стать великой, что, по-моему, неизбежно, учитывая её природные и людские ресурсы. Тем, кому доверена людьми – даже и не власть, а право следить за исправной работой государственной машины – нужно не указывать людям направление, стоя на броневике, а не мешать им идти туда, куда они сами хотят.
– А если народ не знает, куда идти?
– А Вы знаете, куда? Может, со мной по секрету поделитесь?..
Чтобы мама не увидела! – утром-то в школу!
…Войдя в приглянувшийся ему вагон, Никифор Андреевич попытался сориентироваться. Тут были и сидячие места, и лежачие, и открытые купе, и закрытые.