– Начните сразу же пенициллин по двести тысяч через четыре часа, сделайте камфору и кубик пантопона… Нужно снять спазм коронарных сосудов, – добавила она.
Барсуков закрыл глаза, Все правильно. Славная девочка. Присутствие этого девичьего лица, темных кудряшек из-под шапочки как бы внесло атмосферу домашнего уюта и спокойствия. Если бы не боль, было бы даже приятно лежать в центре всеобщей заботы и чувствовать вокруг себя движение нежных и уютных существ.
Вера Ивановна долго еще сидела возле «министера», выслушивала фонендоскопом сердечные тоны и дыхание, измерила кровяное давление. После укола пантопона Барсуков уснул. Вере Ивановне понравилась его большая голова с седыми висками, крупные, волевые черты лица. Сразу видно: большой человек. Такими в кино последнее время изображают начальников, временно оторвавшихся от масс, а потом осознавших свои ошибки.
Она совсем забыла о Сбигневе и удивилась, увидев его в дежурке. Он поднялся ей навстречу:
– Ну, как, Вера Ивановна?
– Думаю, что все будет в порядке.
– Что вам нужно для лечения? Обеспечим. Может, консультанта вызвать из Ленинграда?
– Что же консультировать? Диагноз не вызывает сомнений. Вот на рентгене бы надо посмотреть, да вы же нам тока не даете.
– Ток дадим, обеспечим. А то, может, вызвать профессора какого-нибудь? Знаете, Вера Ивановна, товарищ Барсуков – очень, очень крупный товарищ!
– Да-да, я слышала… Как хотите. Вызывайте.
Человек болезненный, Сбигнев любил медицину и медицинских работников. Даже к этой девчонке, с которой у него не раз бывали стычки по хозяйственным вопросам, он питал определенное почтение. Поэтому он обратился к ней не тоном приказа, а мягко, даже просительно:
– Вера Ивановна, нужно окружить товарища Барсукова заботой. Это будет иметь большое значение для нашей пристани, да и для вас, пожалуй.
– О чем вы, Иван Сергеевич?
– Надо выделить отдельную палату. Я понимаю, у вас перегрузка, но…
– Куда же мне девать больных? Нет, я этого не сделаю.
– А нельзя ли кого-нибудь выписать? Есть, наверное, такие, что залежались? – Голос Сбигнеза достиг предела вкрадчивости.
– Нет таких, – отрезала Вера Ивановна и, стараясь не обращать на него внимания, принялась заполнять историю болезни.
– А я все-таки настаиваю на отдельной палате! – повысил голос Сбигнев. – Из третьей можно вынести три койки в коридор, ничего не случится с дедом Малофеевым.
Вера Ивановна отбросила ручку и подняла голову. Лицо ее пылало; голос стал звонким и ударил Сбигнева, как гибкий металлический хлыст:
– Как вы смеете? Распоряжайтесь у себя на работе! Там вы даже позволяете себе ставить беременных женщин на погрузку, а здесь я вам не позволю… Я врач! Понимаете? Мне безразлично, кто мой больной: министр, шкипер или лесоруб.
– Ну, знаете ли, ставить на одну доску лесоруба и товарища Барсукова!..
– А почему бы и нет? – запальчиво воскликнула Вера Ивановна. –