– Служат с нами два грузина. Один – «заводной», сразу «взрывается», если что не так. А второй – флегматичный до невозможности. Никто никогда не видел, чтобы он как-то проявлял свои эмоции. Нужно сказать, они оба водители, поэтому ведут себя чуть вольготнее, чем все. Например, пилотки не носят, а засовывают их за ремень, говоря, что ездить мешают. И к этому все привыкли, даже старшина.
Однажды утром старшина решил провести строевую подготовку, что вообще-то было редкостью для спортивного подразделения. Но было у него плохое настроение, вот и решил «разрядиться». И в строю стояли эти оба грузина. Тот, который спокойный, оказался в первом ряду. И пилотка у него была, как всегда, под ремнем.
В это время пришел на службу заместитель начальника спортклуба, майор. Старшина дал команду «Смирно» и доложил офицеру, что проводит занятия по строевой подготовке. Тот посмотрел на солдат и вдруг выдал фразу, обращаясь к этому грузину:
– Цискарадзе, где твоя табуретка?
Его невозмутимость на этот раз не выдержала испытание. У него от удивления начали глаза на лоб вылезать. В строю – табуретка? Изумленный вид был и у старшины. Да и у всех, кто был в строю. Тут до офицера дошло, что он что-то не то сказал. И он поправился:
– Я хотел сказать, где твоя пилотка?
Старшина согнулся от смеха за спиной у офицера, в строю у всех были рты до ушей, стояли, еле сдерживаясь от смеха. И офицер срочно ретировался, кинув фразу прапорщику:
– Продолжайте занятия.
Но больше, чем на минуту, терпения не хватило ни прапорщику, ни солдатам.
Как только майор вошел в здание, старшина дал команду «Разойдись». И все стали хохотать, стараясь прикрыть рот рукой, чтобы не очень громко получилось. Вдруг офицер услышит?
Свидания продолжались два месяца, но так ни разу и не разрешила проводить до квартиры. Все было прекрасно, очень приятно было находиться рядом, отношения складывались прекрасно. Ходили гулять, побывали на танцах, в кино. Разгорелась настоящая любовь. Расставания уже сопровождались долгими поцелуями. Но прощались по-прежнему у входа в подъезд. Видимо, все-таки боялась отца. Честно говоря, и самому не хотелось с ним встречаться.
Но скоро пришел вызов из дома на учебно-тренировочный сбор для подготовки к российским соревнованиям. Нужно было уезжать почти на три недели. С грустью расставались. Странно, но она так и не показала свою квартиру. Честно призналась, что боится отца. Оказывается, тот ей запретил встречаться с солдатами. Так что и письма писать было нельзя, и звонить. Сотовых телефонов тогда еще не было, да и домашних у обоих не было. Переговорный пункт был от нее далеко, и у самого – тоже. Но она ведь и адрес не давала. Назначили две даты будущей встречи, основную и резервную. И уехал, подарив ей перед отъездом букетик цветов. Оба погрустили, но надеялись на скорую встречу.
Дома усиленно тренировался, получалось