Нинель бодро заработала, струи молока полились в ведро, звякая об дно. Она почти запела от самодовольства. Только через несколько минут, довольная собой, встала, вытерла руки о штаны.
– Вот так и доят коров!
– Вижу, вы улыбаетесь. Вы действительно их любите. И очень хорошо за ними ухаживаете.
Да, так оно и было. Но что это? Что это за странное трепещущее в груди чувство, вызванное его словами и тёплым тоном?
Нет, хотя её сердце забилось от лести, а дыхание на миг остановилось, голова требовала сохранить здравомыслие и следовать плану.
– А вы не хотите подоить корову? – сладко спросила Нинель. И сделала ошибку.
Она запрокинула голову и посмотрела гостю прямо в глаза. Вызывающе, с прищуром, уже торжествуя свою победу. Ей бы стоило отвернуться, не выходить из роли глупенькой фермерской дочки, но бахвальство победило. «Быстрее сдавайте и отступай с поля боя, городской пижон. Всё равно ведь побоишься испачкать ручки», – говорил её взгляд. Губы вслед за взглядом растянулись в кривой ухмылке.
Через несколько секунд что-то изменилось. Нинель стремительно опомнилась, отвела взгляд, но было поздно.
Давай сделай вид, будто не услышал! Просто развернись и уйди, – мысленно просила Нинель. И вместо этого услышала твёрдое и насмешливое:
– С удовольствием попробую.
Потом гость поднял ладони к лацканам пиджака, легко снял его, бросил небрежно на стойку с доильным аппаратом. Шагнул к корове, примерился и, подтянув брюки вызывающе отточенным жестом, сел на скамеечку.
– Как вы говорили, нужно тянуть за соски? – спросил словно невзначай. – Нежно?
В щёки Нинель хлынула кровь. Даже если бы сильно захотела, она бы всё равно ничего не смогла ответить.
– Ах вот так!
Эрим сжал пальцы и заработал первую струйку молока. Потом вторую. Через несколько секунд он действовал так уверено, будто всю жизнь только тем и занимался, что доил коров. И когда корова, устав стоять на месте, переступила, ткнув его боком в лоб, он спокойно положил животному на бок руку и отодвинулся.
Это был разгром.
Нинель ещё пыталась спасти ситуацию. Болтала что-то нелепое о бабочках и слепнях, о витаминах и курах, но было поздно. Она почти слышала, как невозвратимо, катастрофически рушится всё, чего она хотела – отвадить Эрима от их дома.
Нельзя было бросать вызов, но кто же знал, что городской так отреагирует!
Она всей кожей чувствовала его интерес. Оставалось молиться, чтобы это было обычное любопытство.
Когда флайка гостя растворилась на горизонте, Нинель разрешила своей натянутой улыбке сползти с губ. Щёки жутко болели. Голова опухла от осознания своего провала.
Она добрела до дома, быстро пробралась в свою комнату, заставив висящие в воздухе ступеньки лестницы дрожать от прыжков, упала на кровать, отвернулась к стене и сжалась в комок.
Её ощутимо потряхивало.