Стало ясно: нужно возвращаться. Еще одной неожиданной добычи, которая так и просилась на ножик, и моей радости по этому поводу никто не поймет. А счастье – это когда тебя понимают. Так в одном старом добром кинофильме ответил мальчишка на вопрос: «Что такое счастье?» Прожив после этого уже много-много лет, не услышал я более точного и емкого определения, чем эта простая фраза. А чтобы самому придумать… скромнее надо быть.
– Мы с товарищем скоро вернемся, чтобы вечеря была подогрета, бо заплатим тебе такой монетой, никто у тебя ее обратно не возьмет. И ради своих детей поверь мне, Лазарь, я с тобой не шуткую.
Пока он не успел открыть рот, я выскочил из корчмы на свежий воздух и побежал обратно к товариществу. Что-то неправильное чудилось мне в этом корчмаре, его притворная лесть и угодливость скрывала безнаказанную наглость, которая иногда проблескивала в его глубоко посаженных глазах, всегда смотрящих в сторону. Так ведет себя урка, мелкая шестерка, которого прикрывает влиятельная компания. Надо еще кого-то умного и старшего на него натравить – пусть пообщается. По жизненному опыту знаю: если с первого взгляда человека хочется придушить, жди от него беды.
Зайдя в корчму и глядя на довольные рожи, понял, что придумали все же казаки гадость какую-то на мою голову.
– Ну что, братцы, решили, как меня карать? Говорите сразу, что со мной будет, не мучайте.
– Врать не буду, Богдан. Хотел я тебя сперва вместе с твоей новой добычей обратно в село отправить, но заступились за тебя казаки. Так как нам Дмитро тут поведал – таки пан бучу учинил и на мировую идти не хотел. Поэтому Сулим лучше меня придумал. Все беды у тебя от твоего языка.
– Неужто отрежете? – спросил я с ужасом в голосе.
От громкого хохота, казалось, зашатались стены корчмы, и только массивная мебель, сотворенная мастеровым народом из толстых колотых досок, искусно выровненных с помощью топора, незыблемая как мироздание, равнодушно реагировала на эти раскаты. Встревоженный хозяин вбежал в зал, окинул все оценивающим взглядом и убежал обратно подслушивать – видно, казаки его из зала прогнали. Вытерев слезы, Иван продолжил:
– Надо бы было, да скучный поход выйдет без твоего языка. Но решили мы так. Или ты слово нам даешь, что до конца похода ни с кем из чужих людей словом не перекинешься, только с нами говорить можешь, когда рядом никого нет, – или езжай обратно в село.
Нашли варвары, как достать до печенок: вся моя пропагандистская кампания накрывалась медным тазиком, а неграмотные в информационных войнах казаки выбивали из моих рук самое мощное оружие. Надо было что-то делать.
– Хорошо, я дам слово, если вы дадите мне слово, что будете вместо меня с чужими людьми говорить.
– Что-то я не пойму, чего ты хочешь, Богдан.
– Вот к примеру. Хочу я в Киеве в Лавру пойти, а дороги не знаю. Тогда тебе, Иван, говорю: спроси дорогу, – а ты вместо меня спрашиваешь.
– Так чего ее спрашивать – Лавру отовсюду видно.
– Это я