– И что, передумала? – Валин взгляд коснулся соборного креста.
– Ага. Что-то вроде, – Маша-Мария ответила отчужденно.
– А я… я как-то боюсь истории, – Валя призналась вдруг.
– Конечно, материала много. С наскоку выучить трудно. Но рано или поздно, когда начинаешь понимать взаимосвязи…
– Нет, – Валя заторопилась договорить о своем, – не экзамена. Я не знаю, как сказать… Само€й истории… – Не поднимая глаз, она рассказала о страшном эсэсовце, идущем с тросточкой по тщательно выметенному плацу. – Конечно, я понимаю, все это глупости. И вообще, вульгарный идеализм…
Ей казалось, Маша-Мария засмеется, но она слушала, не перебивая.
– А знаешь, – Валя вспомнила и обрадовалась, – здесь в институте какая-то экономическая кибернетика. Кажется, на «Промышленном». Туда – одних медалистов… Или по такому блату! У-у! – она повторила за Наташкой. – Но ты… Я слышала, как ты отвечала. И на математике, и сегодня… Это какая-то особенная специальность. Я думаю, – Валя собралась с духом, – ты бы могла…
Они стояли у перехода. Красный светофор, преграждавший путь, бил в глаза.
– Во-первых, не вижу разницы, – Маша-Мария заслонилась рукой, словно загораживаясь от света. – А во-вторых… Этот эсэсовец с тросточкой… – она помедлила и усмехнулась. – Такая вот история. Оказалось, твой эсэсовец выбрал меня…
– Что? – Валя переспросила растерянно.
– В «Лягушатнике» бывала? – Маша-Мария перебила и потянула Валю за собой.
Оказалось, что «Лягушатник» – обыкновенное кафе. Перейдя на другую сторону, они пошли по Невскому, и Маша-Мария рассказывала, как они ходили туда с девчонками после каждого школьного экзамена.
– Здорово… – Валя слушала восхищенно.
Странная фраза об эсэсовском выборе вылетела у нее из головы.
Оглядевшись в зеленоватом полумраке, Маша-Мария направилась к дальнему столу. Пристроившись на краешке, Валя потянулась к бархатному складню, но ее спутница махнула рукой. Подозвав официантку, распорядилась быстро и толково. На стеклянной поверхности выросли две металлические вазочки и запотевший сифон.
– Ты раньше?.. Давно сюда ходишь? – Валя начала с розового шарика.
– С детства. Когда-то я много болела, вот они и не рассказывали про мороженое, скрывали… А мама очень любила, – Маша-Мария начала с коричневатого, – ходила тайком. И всегда заказывала сливочное, потому что раньше, после войны, когда она сама была маленькая, никаких цветных еще не было: все шарики одинаковые… А потом как-то раз мы пошли в ДЛТ – я, мама и папа. И мама оставила нас в скверике. А я очень плакала, и папе надоело. Вот он и привел меня сюда. Мама сидела там, – она указала в дальний угол. – А я увидела и подбежала. Стала просить. Это. Не знала, как называется. А мама говорит: это такая картошка, ты же не любишь холодную картошку, но я все равно просила, и она дала мне попробовать, – направив острый носик сифона, она нажала