Я рассказал, что меня не отпускает один объект мышления, что я устал, но не могу оставить тему, от который не ясно быть может польза какая есть ли.
Я все веду нить одну от, например, мастера на Окинаве, нанося рисунок на кимоно, пользуются неравномерными тычками, как бы заведомо ошибаясь, что ли, или сознательно неправильно нарисуют линию красиво, а так вот тяп-ляп, как под пьяную руку, но именно это и зашедевривается зрителю, особенно заметно, когда сравниваешь с большим количеством других кимоно мастера, некорректности не спрячешь.
Если устал выбирать, то выбираешь это, как будто потому и устал, и для отдыха глаз. Разумеется, дети тоже пальчиками ткнут туда, где им покажется, что они сами намалевали. И наконец, линии линиями, а точки тыкать по доске и через, будет ясно, что не повторить, рука мастера, все руками.
Даже вот, например, если на потоке фабричном в линиях непонятно будет для зрителя, станок или человек, а точки пусть тоже станком повторены после мастера, сохраняют силу, что вот все-таки руками точки разметаны мысле-тканно.
Затем я прочитал несколько стихов Йонаса Мякаса. Вот они, так сказать выделяются из толпы, очищенная поэзия или, скорее, незагруженная. Настоятель подхватил волну и начал читать стихи дзен-монаха Сантока.
Один из них —
– И в карканье ворона
я одинок.
Сантока
Я воодушевился, что Настоятель меня понимает, и продолжил.
Так вот, что мне уже давно было важно, Йонас Мякас перевел поэзию в кино, буквально, стихи камерой, и все так же легко, точно, не навязывает, не грузит, как будто ты сам это пишешь или снимаешь, и в то же время, все видят по разному.
Юрий Норштейн рассказывал, как советовал жене при рисовании мультфильмов, персонажей, взять рисование в левую руку; вот и получится не так как обычно, не так просто, просто и не так. Я засмеялся, запутавшись.
Оказалось, что мы оба знаем японского иллюстратора Курода Сейтаро. Вот он точно непонятно, чем руководствуется при рисовании, все наоборот, чем как надо. Я сказал, что долго пытал Куроду в Баре во время съемок фильма, после чего он выдал, что «рисунок опережает мысль».
Я заметил, что при нашем разговоре незаметно присутствовала Сурия, самый тактичный человек, наверное, из всех, кого я знаю, так незаметно присутствовать – это талант поколений. Настоятель, решив, что ей есть, что сказать, сделал акт. паузу и посмотрел на нее, как будто она уже начала говорить, ну и ну, продолжай.
Она также тактично влилась в поток диалога, не тратя наше внимание на прелюдию.
– Как лингвист, чем больше углубляюсь в языки, тем размывчивее вижу границы общения.
Не из-за самих языков, а что-то помимо, что навязывает языки, что ли.
Как будто есть другой путь понимать всех и каждого.
И это не абстракция ощущений, а какая-то врожденная наука.
Ну, например:
куда ни посмотри, все является мышлением, и все является языком, все является метафоричной бесконечностью, и все является поэзией. Но так ведь