ISBN 978-5-4498-9900-2 (т. 1)
ISBN 978-5-4498-9901-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
А
У Зины две лучшие подружки – Алдуте и Ривка.
Пришел высокий немецкий солдат с красивым лицом и увел Ривку с родителями. Зина смотрела, как Ривку и других молетских евреев куда-то вели. Потом Зина очень много плакала – я могла спасти Ривку, почему я такая дура и трусиха.
Зина подговорила Алдутю и еще двух девочек посутартинить «сонную». Только Алдуте знает от Бабушки, как сутартинить «сонную». Бабушка долго учила, и сама Алдуте не знала наверняка, получится или нет. Они ходили в лес и подолгу разливали голоса. Иногда бабушка велела отойти подальше, а иногда очень далеко. Так что голоса и не было слышно и в то же время он звучал, где-то звучал, в голове, в ушах или как иногда Алдуте забиралась на костельную колокольню, подлезала под колокол, и там свой же голос гулять пускала, как будто кто-то еще поет вместе, но и не совсем вместе. А где-то голоса делятся, но не смешиваются, они льются длинной вереницей из прошлого или из будущего. С кем тебе попеть охота, там и зеркальце.
Бабушка (или совсем не знакомый голос) говорила, что если Алдуте не научится по настоящему «giedoti» Сутартине, то уж и Бабушкины навыки уйдут вместе насовсем. Поэтому Алдуте очень старалась. Бабушка даже сказала, сколько осталось ей времени.
Потом все.
Потом сама.
Бабушка так и не вышла замуж, женщин, Сутартине сведующих, мужчины сторонятся.
Большинство так и остаются без мужей по жизни. Но Сутартине не бросают.
Бабушка говорит – это древняя сила, нет ничего дороже Сутартине.
Нельзя купить или продать, даже показать нельзя, и дается редко кому. Почему не спрашивай, а и хорошо, что так. Особым людям достается, иным нет. Вот, Алдуте, ты там (ха-ха), а все здесь, привыкай.
Вот солнце коснулось леса, и Сутартине по кругу в четыре отражения, пока солнце не утонет с макушкой, и так несколько дней в полнолуние. Потом человек, о ком Сутартине, кружит засыпает и не просыпается больше.
Зина решила, что раз Ривку не спасла, то усыпит солдата с красивым лицом.
Молетай («molis» – «глина») – очень маленький тихий городок почти с одной улицей вдоль речки меж двух озер. На этой улице живут в основном евреи в кирпичных домах.
Здесь всегда ничего не движется, говорит Алдуте. Вот в Вильнюсе шумно, и все куда-то скатывается, беспорядок, грязно, и красиво и грязно. А в Молетай, как сказал дядя Антанас, достаточно одного хромого немца, и будет порядок. Разве что парни на танцах подрались, всех оштрафовали и опять порядок.
Ажубалис совсем окраина Молетай, можно идти домой вдоль заборов и садов. А можно обогнуть через лесок по склону болотцем. Не зная тропинки, ноги промочишь по уши, смеется Алдуте. А дом-то на отшибе Ажубалиса, считается, что тоже Ажубалис, но когда выходишь со двора к баньке – совсем глушь. Как говорит Саляма, даже колокола из костела не слышно. Развилка в один песенный хлопок, и я уже в Рудиляй.
Да и вообще кажется, здесь не Ажубалис, не Молетай, и совсем все кончается. За банькой слева – болото, справа – очень странный лес, все ели, да елки с сухими тонкими как рыбьи кости сучьями понизу и так близко друг к другу, что захочешь пробраться, то как по тарковке, смеется Алдуте. Из баньки мосток в рукавах озера, с пару в воду плюх, и ты в раю, говорит Саляма. Бабушка показала Алдуте место на болоте недалеко от баньки – «глаз черта», улыбается бабушка. Когда нужда без выхода куда сбежать, вот прямой путь, и показала Алдуте. С мостка ныряешь, и в ковровой плотке дыра с ведро, а снизу студеный родник встречает, страшновато голову обволакивает. Плывешь под водой, чтоб духу хватило душу удержать. Выныриваешь в третьем по счету глазу и бежишь по тропке болотной. Никто не знает, разве что собак спустят. Так у этой дыры в трясине ножечек тонюсенький к палке привязан. Ткни в нос псу, пес пси, смеется Алдуте. А и воду того родника пить нельзя.
Дядя, когда начинал новый дом кому строить, ходил к евреям в красные дома денег одолжить. Всегда давали, хорошие люди, говорит дядя. Он от них вечно шинки и плюшки вкусные нес, собаки так и таборились следом на запах, а вот до дома не доходили, где-то там и отвязывались.
Бабушка говорит, что чертов глаз давно тут, со времен когда ведьм ненавидеть стали. Может инквизиция, я читала в книжке (бабушка: «может квизиция?»), а может полиция, один черт, ныряй в глаз, беги по болоту, никому не поймать.
Алдуте нередко ныряла в глаз, брала палку с ножичком и на рыбу шла. Так хорошо наловчилась, всегда рыбки домой несла. Ой волнуюсь, ловкость не спроста далась, «каб тябе ня пришлося бяжати от дурнев!»
«Шунвагяй» называла бабушка тех, кто не скрывал свою ненависть к ведущим Сутартине («šuo» – «собака», «vagis» – «вор»).
Саляма всегда после как все помылись не убирала банные вещи, а красиво раскладывала, и водички