…Даша так старательно водила «максрайтером» в тетради, что подпрыгнула от неожиданности, когда ее телефон разразился рингтоном. Нетрудно было догадаться, кто звонил.
– Алоха, – немного тревожно заговорил голос Милки после того, как прервались гитарные рифы. – Ну что там, отпускница? Спишь?
– Уже встала, – Даша неделю как находилась в отпуске, честно заработанном и заслуженном. В издательстве, где Даша работала художником-оформителем, в год каждому выделялось по двадцать четыре дня отдыха, и она любила эти двадцать четыре дня пилить на несколько частей, дабы растянуть удовольствие. Но в этот раз спонтанная и незапланированная поездка на шесть дней с родителями в Стамбул внесла коррективы в полюбившийся Даше расклад, и сейчас она наслаждалась оставшимися в ее распоряжении тремя неделями безделья.
– А ты как? Отъелась на домашних харчах?
– Как же, отъелась! – желчным тоном отозвалась Милка. – Мне еще отъедаться…
В средней школе Милка и впрямь располагала лишними кило и предельным желанием избавиться от оных. Правда, по мере выхода из пубертатного возраста эти кило без особого сопротивления покинули Милку. В отличие от навязчивой идеи.
– …я и так кабася, – добавила она. – А дома такой бардачище!
– Плохая была идея пустить в квартиру на время поездки друзей твоего Вити.
– Я думала, они и мои друзья!
– Я так не думала никогда.
– Ну да, да, – пробурчала Милка. Витя примерно полгода назад перешел в статус экс-бойфренда; Милка гордилась тем, что с ним ей удалось сберечь дружеские, по ее мнению, взаимоотношения. – Ты как всегда угадала. Встретимся – расскажу. Когда выберешься?
Даша приподнялась на своей высокой кровати, чтобы посмотреть на часы, и чудом не разлила остатки заледеневшего кофе на клавиатуру.
– Через часик…полтора.
– Можно и часов в семь, куда-нибудь сходить, – выдвинула предложение Милка.
– В семь сегодня не получится. Я вообще ненадолго. Вечером у нас посетители.
– Кто? – удивилась Милка.
– Встретимся – расскажу. – Даша свесила ноги с кровати и с неохотой закрыла ноутбук.
За большим окном с деревянными ставнями медленно сползало в закат сияющее, но уже по-осеннему грустное солнце.
– Ну ты, мать! – изрекла Милка менторским тоном, пролистав блокнот, испещренный Дашиными каракулями. Почерк у Даши был отцовский – художественный: «палка, палка и лыжа сверху», как сам же папа и шутил. – Дала стране угля.
– А что, что-то не так? – Даша встревоженно вытянула голову, заглядывая через Милкино плечо на результат своего кропотливого труда.
Они с Милкой сидели на одной из стареньких, медленно превращающихся в рухлядь скамеечек