– Может, сначала у тебя есть какие-то пожелания?
– Да. Духи.
– Парфюмерия? – Ева воззрилась на меня, как на ненормальную. Я ее понимаю: стоит тут нищенка, одетая в старье, из вещей только джинсы, треники да майки, и просит духи.
– От меня воняет Салем. Это старуха из больницы, она мне эту кофту отдала. От меня разит геранью и ее радикулитом. Даже Реджина сказала, что стоит купить духи.
– А! Понятно. – Кажется, я смутила Еву своей исповедью. – Ну, пойдем. Начнем с косметики.
Там, где продавались духи и косметика, было много света и зеркал. При входе в бутик тебя сбивали глянец и блеск, пронзая до глазного дна и нервов. Жмурюсь. Каждая поверхность в этом месте отражала мою несуразность, словно крича, что мне надо уйти отсюда, это место не для таких, как я.
– Выбирай. – Ева сунула мне маленькую корзинку и сделала пасс рукой в сторону полок.
Это было подобно самоуничтожению: много всего, глаза разбегаются, ощущение никчемности и бесполезности. Боясь привлечь к себе внимание, я сунула первый понравившийся флакон – розово-черную коробку, потому что бутылка духов на ощупь напоминала приятный камень, только из стекла и с гранями. Оттенки запаха не волновали, лишь бы не воняло от меня.
– Всё? – Ева опять смотрит на меня, как на умалишённую. – А косметика не нужна? Помады, лаки, туши?
– Зачем? Я не умею краситься.
– Не хочу, чтобы ты у меня просила косметику, когда понадобится. – Ева вырывает мою корзинку из рук и стремительно идет к другим стеллажам. Пара взмахов руки – и к духам летят блестящие, похожие на карандаши, цилиндрические тюбики. Еще и еще, какие-то баночки пошли за карандашами.
– Ева, остановись. Мне это не нужно!
– Если не будет нужно, выбросишь.
Я смотрю в корзинку и вижу весь этот странный набор, и понимаю, что мне будет жалко все это выкидывать, но и пользоваться я вряд ли буду.
Я вздыхаю. В конце концов, деньги не мои.
Мой взгляд падает на красивые разноцветные лаки для ногтей. И впервые в жизни чувствую желание обладать этим.
– Лаки? Тебе нравятся лаки?
Ева удивленно проследила за моим завороженным взглядом. А я вспоминаю медсестру Люси, у которой каждый день был новый маникюр. И это так было красиво, когда ее пальцы с блестящими зеркальными ногтями очередного безумного цвета вводили иглу мне в вену, впрыскивая лекарство. Мне в этот момент хотелось такие же.
– Выбирай, Реджина платит, – задорно произнесла Ева, и я, не сдерживая улыбки, кинулась набирать. – О! Да ты рисковая: черный, фиолетовый, красный! Вот уж не ожидала!
– У Люси, медсестры из больницы, были красивые ногти именно этих оттенков!
Ева смеется надо мной, как взрослые, когда умиляются детям. Наверное, я и была такой сейчас, девочка-нищенка, но зато с духами и лаками.
На этом шопинг не закончился, становясь похожим все больше на каторгу. Одежда, яркая, словно конфетные фантики, тянулась передо мной нескончаемыми рядами. Ева постоянно меня тормошила вопросами: «А это как тебе?», «А это?», «Об этом что думаешь?». А