В последнее время я совсем про неё забывал, а она росла, становилась подростком и нуждалась в моей заботе. Её организм активно развивался, и ему требовалось больше еды, гигиены в то время, как я развлекался с коллегами и по голову был в какой-то несуразице.
Когда я к ней забежал, она была в ужасном состоянии: грязные сырые волосы, перепачканная в экскрементах одежда, запотевшая кожа на грани пролежней… Милая моя девочка, чёрт бы побрал твоего дядю, до чего же он тебя довёл!..
Приподняв девочку, я намочил тряпку, лежащую возле, и протёр запотевшую спинку, к которой уже прилипала одежда. Энни была мне самым дорогим человеком, а я бездушно менял время, которое мог бы уделить ей, на похоть… Я не узнавал самого себя. Я совсем забывал о Карле, совсем забывал о Энни, хотя должен был поддерживать их обоих, особенно девочку. Я обязан был её мыть, кормить через зонд, менять ей пелёнки и одежду, ухаживать за её длинными волосами, которые уже дорастали до середины кисти. Я делал всё это на протяжении одиннадцати лет, а потом… что-то пошло не так, что-то случилось со мной, в моей жизни, и я начал не то, что забывать о ней, но ещё и наплевательски относиться. Иногда я даже позволял себе уходить с работы, не зайдя к ней, несмотря на то, что она была в соседнем кабинете…
Мне всё сложнее и сложнее удавалось скрыть её от других глаз… Это меня напрягало, и в какой-то момент я даже сошёл с ума, подумав о том, чтобы отключить искусственную вентиляцию её лёгких, но лишь потом я собрался с мыслью и подумал о том, что произойдет, если я так поступлю. Во-первых, малышка перестанет жить, а во-вторых, я нарушу обещание, данное самому себе. Я дал себе слово, что буду рядом с ней всегда, что буду с ней до смерти, даже тогда, когда она сама будет взрослеть… Я не имею никакого права отнимать у неё жизнь, однажды чуть её не потеряв. Это мой единственный шанс, это – моя единственная вера в чудо.
МОНИКА:
Прошла уже неделя с того момента, как мы с Маркусей приехали познакомиться с его семьёй и остались у них на ночёвку, которая затянулась надолго. А все дело было в том, что Марикко настолько обрадовалась встрече с сыном, что теперь не выпускала его из объятий. И она, и Спиротто, папа Мары, бегали за ним и буквально растягивали его в разные стороны, желая побольше пообщаться. Казалось бы, даже сам сын был не против такого положения вещей. Мы оба воспринимали заботу старшего поколения, как норму, пока ситуация не усложнилась… Мы с мужем опять вынуждены были сказать «нет» нашим отношениям.
Стоило нам забраться в постель, целуя друг друга, как