Когда начался мелодичный припев, Римма с каким-то беспокойством оглянулась на зрителей, которые так внимательно изучали новую актрису, но продолжила петь. Сзади неё появилась какая-то тень, которая показалась мне и всем остальным спецэффектом, но глаза сфокусировались, и мы смогли разглядеть возле нашей Риммы девушку. Она была чуть выше Риммы и тоже запела. Теперь настал ее выход, и она, пользуясь моментом, подошла к Римме, напевая мелодию так красиво и игриво, что Римма невольно улыбнулась, хотя было видно, что это не входило в её роль. Обе девушки должны были показать очарование, которое смешивало в себе и торжество, и печаль. И у них это получилось.
Они пели так, как будто слышали друг друга в последний раз, как будто сцена была для них отдельной жизнью. Оттого сердце так шумно стучало. Так хотелось понять, разузнать, в чём крылась такая печаль, отчего столь прекрасные девушки должны играть таких печальных и интригующих.
Обе они были в широких белых платьях, и, когда двигались, кружа друг друга за кончики пальцев, обе улыбались, будто это и была их задача – поразить зрителя настолько, чтобы он потом задумался над тем, как это у них получается. Грация, изящество и любовь – вот это я в них и увидел, но всё это они выражали по-своему, и если Римма была робкой, то девушка, которая была опытнее её, выглядела уверенной в себе. Обе они каким-то образом, будучи совершенно разными, дополняли друг друга, а стоило им запеть вместе, как никакой оркестр было уже не слышно: тоненькие мелодичные голоса были похожи на пение русалки из какой-нибудь легенды, которое так завораживало. Создавалось впечатление, что от обоих девушек шла какая-то неизвестная самому Богу сила, иллюзия, которая создавала из образы и заколдовывала зрителя, превращала в камень от влюблённости в эти два силуэта.
Когда они допели, свет на сцене начал гаснуть и не только я, но и все остальные зрители, которые всё ещё были под впечатлением от увиденного, спохватились, куда же подевались эти две волшебницы, что очаровали так своими голосами и ангельской внешностью. Было ясно: они исполнили свою первую роль. Они готовы идти дальше. Они с этим справились.
РОБЕРТИО:
– Это было обалденно, Снэйкус… – когда две сияющие личности исчезли со сцены и началось само представление, прошептал я Снэйкусу. Он сидел рядом и на его глазах были слёзы счастья:
– Моя Мулечка… Господи, какая же она молодец…
– Кажется, она знала, куда лежит её путь.
– Боже, Берта, я в первый раз в этом театре, но я уже не хочу уходить… прошу, возьми меня за руку… мне так страшно за неё…
– За Мулю?
– Да…