Лучше бы я умер тогда, Господи! Лучше бы мутный водяной вал прокатился по улице Белинского с поворотом на Шолом-Алейхема, пожар, война, что угодно – лишь бы не отрывал я рук своих от нее, но наоборот – нес бы Любовь свою и выше небесных вод и дальше земных огней…
Почему это так легко разбить и не только в первый раз? Чтоб не забыть потом? Но потом, это уже совсем другой поток из других губ и рук. Льющийся пусть даже всю оставшуюся жизнь поток – зачем – «потом»?
Пусть даже тысячу второй раз цветет акация в августе, но сух и желт вчерашний жемчуг, и если б это был не сон, я бы все же умер на мгновенье раньше, чем увидел недетскую обиду и боль в Ее глазах.
….и вспыхнула наша любовь не в тот августовский час, и сгорела много позднее, но отчего же именно этот миг случайного соединения наших рук, именно этот легкомысленный разрыв так накрепко и конкретно впаялся в цепь моей жизни?
Глядит полуголый оборванец вслед жасминовой барышне из хорошей семьи, для которой давно уже подобрали хорошую пару. Ничего не случилось. Никто не плачет по ночам.
Неужели и твоя душа обречена, обручена акацией и августом?
Похищение восхищений
1.
Был ветер. Осенний ветер.
Порывистый. Мокрый. Нервный.
А мы смеялись, как дети
От поцелуев первых
А мы расходились утром
Чтоб более не звонить
Друг друга не надо путать
Лети – паутинка-нить
Над сущей и сизой осенью
Над юной смелостью и
Над озимью, утром белёсою
Над лишней слезой любви
Лететь паутинке вечно
На тысячи километров
А слёзы..?
Да это от встречного
Осеннего нервного ветра.
2
Олений гон! – сверкая, рань
Трубит на звучный бой
Губами трепетная лань
Смеется над тобой
Ах, этот блеск! – ах этот треск
И ребер и рогов
Вогнулся в грудь нательный крест
Не выдохнуть его
О, сколь прекрасен красный снег
Зов крови, час настиг
Но, Боже? ты же человек
За что ж – подобье – бык?
О, волоокая любовь
Откликнись, оглянись
…я помню, кто всегда с тобой
Господь мой, отвернись
Прости, не знаю, что со мной
Хотелось о другом
Смешной, шальной, хмельной, чумной
Летит