Самшитовый лес. Михаил Леонидович Анчаров

офицер, которые познакомились только что, во время бомбежки, и не знают еще, что это к несчастью. Звучит медленный такой, вкрадчивый вальс. Он называется «Вальс потухающих свечей». Он написан в мажоре, но ритм у него похоронный. И понятно, что надвигается несчастье на влюбленных. И слуги гасят свечи одну за другой, одну за другой… А потом она говорит: «Прощай… не забывай меня. Ты меня будешь помнить?» – «Всю жизнь, – говорит офицер. – Всю жизнь…» Или это не он говорил, а вы, Алексей Николаевич, когда рассказывали о Катарине… я уже не помню… Это же было так давно, а потом я обернулась и увидела его закрытые глаза и стиснутые челюсти и поняла, что он совсем не смотрит на экран. А на экране – тяжелый пролет санитарных машин через мост Ватерлоо, туман над Темзой, грохот военных машин, лужи и детская игрушка – талисман улыбается уродливой мордочкой.

      А потом я сидела в скверике и ревела. Вы смотрели этот фильм? Ну вот. Где-то на гитаре бренчали в тумане. Улица перед кинотеатром была полутемная, и с минуты на минуту должны были гасить фонари. Он тогда опять подошел, вгляделся, увидел, что я реву, и спросил:

      – Что с вами?

      – Они не встретились, – говорю я и реву. Я же еще маленькая была.

      Он тогда сказал:

      – Идите домой. Не надо здесь сидеть.

      Я тогда сказала:

      – Когда нет шестнадцати, это ужасно, ужасно!

      – А теперь идите домой… Вы-то уж встретитесь наверняка. Я вам обещаю. Можете мне поверить.

      – А когда? – спросила я.

      – Когда?..

      Он задумался, собрал морщины на лбу и смешно почесал кончик носа.

      – Завтра, – сказал он. – По-видимому, завтра. Приходите сюда на этот скверик.

      Я подумала, что вот у меня будет первое свидание.

      А он сказал:

      – А теперь идите. Вы мне очень помогли. У меня было плохо на душе.

      – А теперь?

      – А теперь замечательно.

      – Хорошо. Я тогда приду.

      – Вас проводить?

      – Нет. Я сама…

      Я пошла в одну сторону, а он в другую. Нет, он не пошел. Он стоял и ждал, пока я совсем не уйду. А я шла тогда и думала: вот он стоит и слушает, как затихают ее легкие шаги, стук ее каблуков. А потом я вспомнила, что на мне тапочки – кеды, и никакого стука каблуков, конечно, не было. Я еще ни разу в жизни, понимаете… не стояла на высоких каблуках. Какая я была дура!

      Хотите, я расскажу, как у меня появились туфли на высоком каблуке? Слушайте, это важная история. Здесь дело не в туфлях. Когда я пришла в этот скверик возле кино, его еще не было. Стояла какая-то компания – парни и девушки. Бренчали на гитаре. Тогда только входили в моду туристские песни и узкие брюки. И еще неясно было, можно их носить или, если кто носит, тот уж обязательно нехороший человек. Я уже хотела уйти. Какое тут может быть свидание! Потом, смотрю, появился он. У меня сразу что-то оборвалось. И я не пошла навстречу. А тут его заметили из этой компании и начали ему салютовать. Оказалось, знакомые. Совсем плохо. Но он отыскал меня на скамейке, подошел, взял за руку и подвел к компании.

      – Познакомьтесь, – говорит. – Это мой друг.

      Я тогда подумала