Спекулятивный реализм: введение. Грэм Харман

ангажированности ему удается сохранить в книге нечто важное – дискуссионность «тех дней». Книга пронизана взаимокритикой Гранта, Брассье, Хармана и Мейясу. В ней не только излагаются позиции, но и прослеживаются напряженные отношения между ними, что позволяет читателю составить некоторое представление о том первоначальном дискуссионном пространстве, в котором родился спекулятивный реализм, которым он, по сути, был и вместе с которым, возможно, закончился. (Правда, пространство это получается почти приватным: Харман практически не обращается к внушительной по объему и авторам критике, адресованной проектам спекулятивных реалистов извне.) Будучи участником этих споров, Харман добавляет в изложение ряд интересных инсайдерских деталей и дискуссионную напряженность, временами выплескивающуюся в горячее одобрение или эмоциональное неприятие (в особенности это касается его отношения к Брассье, сомнительные рассуждения об эстетических вкусах которого – не эхо «дружеских дискуссий», а следствие дальнейшего конфликта). Как бы то ни было, он открыто заявляет о своих амбициях и своей ставке, и эта вовлеченность вкупе с подспудными поисками общего знаменателя четырех позиций добавляет книге живости и интриги.

      Вопреки тому, что оригинальные тексты спекулятивного реализма неплохо представлены в русскоязычном философском поле и началась рецепция[49], для широкой аудитории он окружен аурой сложности и таинственности. Остается ощущение недосказанности или неисчерпанности, мол, осталось что-то еще. То ли это обещанные глубина и радикальность, скрывающиеся за частностями и мантрами о нечеловеческом, самих вещах и корреляционизме, навязываемыми в поверхностных изложениях спекулятивного реализма, то ли позабытый в ходе рецепции участник (Грант, в меньшей степени Брассье), то ли какой-то еще туманный, но влекущий остаток. Возможно, эта таинственность отчасти связана с отсутствием единой позитивной программы: невозможно просто ответить на вопрос, какую философию предлагает спекулятивный реализм, поскольку перед нами четыре разных проекта, к тому же уже прошедших определенный путь развития со времен апрельского воркшопа в Голдсмитсе в 2007 году. (И еще одно достоинство книги Хармана в том, что он прослеживает дальнейший путь каждого.)

      Отсутствие четкого концептуального, методологического, предметного или хотя бы географического критерия единства превратило спекулятивный реализм и в публичном, и в академическом пространстве в достаточно размытую и потому несколько таинственную сеть с плавающими границами, но сильным притяжением. Иногда тому или иному мыслителю достаточно было просто оказаться поблизости, например, по сотрудничать с кем-то из этаблированных спекулятивных реалистов в рамках дискуссии или сборника, чтобы быть присоединенным к их сети. Так было, например, с Бруно Латуром, Франсуа Ларюэлем, Изабеллой Стенгерс, Ником Ландом, Резой Негарестани, Мануэлем Деландой, Альберто Тоскано, каждый из которых является самостоятельной фигурой. Иногда сам спекулятивный