Тамара возвращает долг. Портрет обыкновенного безумия. Александр Ермилов

мимо офиса девушкам, за которыми я теперь не могу наблюдать. С каждой минутой мне кажется, что у меня поднимается давление, температура, и привычный звук нажатия клавиш теперь стучит по моим вискам. У меня сначала болят, а потом слезятся глаза. Я сменяю музыку в наушниках, ищу что-то успокаивающее, обнадеживающее, но потом все бросаю и иду в кабинет начальника. Там он и Станислав сидят в мягких креслах, курят сигары и громко смеются, что-то обсуждают, а при моем появлении мгновенно замолкают, окутывая тяжелой тишиной. Начальник смотрит куда-то за окно (возможно на проходящих там девушек), спрашивает, что мне нужно, и тут сквозь его плотно сжатые губы просачивается выплеск смеха, но вот он снова полностью владеет собой, смотрит на улыбающегося Станислава и повторяет вопрос. Я прошу отпустить меня домой, срочно, там соседи звонят, что-то с канализацией, и нужно срочно, повторяю, срочно ехать и, кажется, у меня давление высокое, отлежаться бы пару дней. Отлежаться бы, пародирует меня начальник, конечно, Максим, езжай, а мне тут Станислав рассказывает про вашу школьную жизнь. При этих словах у меня чуть не подкашиваются ноги, и я чувствую дрожь во всем теле, но киваю с благодарностью и выхожу. На лестнице бегу, не застегнув пальто, и с развевающимся на ветру шарфом оказываюсь на тротуаре рядом с проспектом.

      Шум проезжающих автомобилей, гвалт выхлопных газов. Тротуар заполнен людьми, хотя только середина дня, и видимо все безработные или подобно мне из-за плохого самочувствия ушли с работы, а может обманом заполучили еще один выходной день. Я протискиваюсь мимо и, кажется, сквозь толпу, думаю о том, что сейчас Станислав фотографирует надпись в туалетной кабинке, рассылает всем коллегам и бывшим одноклассникам, и все вместе в общем чате они обсуждают новые способы насмехаться надо мной, придумывают издевательства, даже избиение, и как бы больше опозорить меня. В полубессознательном состоянии я забываю сесть в трамвай и, оказавшись в полупустом парке, делаю попытки снова бежать, бежать быстрее и дальше, но валюсь с ног возле лысого кустарника, поскользнувшись на льду.

      Замечаю смятую пачку из-под сигарет, крышку от бутылки пива, несколько окурков: от одного еще тянется серый витиеватый дымок. Снег холодит лицо и мне кажется, я замечаю каждую снежинку отдельно. Рассматриваю блестящий ледяной покров, свое отражение в нем: по-мальчишечьи розовощекое лицо без щетины и я, кажется, лежу напротив школы, меня только что окунули головой в сугроб. Станислав навалял кроссовками по заду, улюлюкая, а потом меня подняли, и он пару раз еще стукнул кулаком мне по лицу, и теперь я чувствую привкус крови во рту. Вскоре я разревусь по дороге домой, прикладывая снег к горящей щеке и углу рта.

      В парке я усаживаюсь на лавочку, стряхивая снег, и поднимаю дымящийся окурок. Дрожь по всему тела исчезает также быстро, как и появилась. Я докуриваю сигарету, попеременно втягивая дым, пока она снова не загорается, и уезжаю домой.

      В вечернем