После центра донорства девушки приезжали в так называемый между собой больничный санаторий, где они выбрали находиться за счёт государства пару недель с возможностью ездить домой при защите на лице и руках. Это было подарком для тех, кто являлся донором для более, чем двадцати людей. В том же самом месте на втором этаже лежал мужчина семидесяти трёх лет. Корона давалась ему тяжелее и ухабистее. Отдышка раздражала его даже во сне, а постоянный жар плавил виски, отчего голова и тело болели и ломились, как головешки сгоревших поленьев. Его единственным моционом было небольшое расстояние от палаты до туалета, который был общим для таких как он смертников. Последних так называли, потому что мало кто в состоянии старика выкарабкивался. Сейчас их было пять, с артритной болью шагающих мелкими припрыжками сто метров до очищаемого ежедневно хлоркой унитаза. На прошлой недели было семь, двое скончались. То были сопутствующие факторы, влияющие на кончину – общее ослабление организма, отсутствие аппетита, предрасположенность к пневмонии, и наконец, сама двусторонняя пневмония. Они уже не кашляли. Просто угасали, как угасает солнечный свет в полу сумрачном природном покое. Когда свет уходит, уходит и надежда. Свет является рождением тепла, а престарелые ковидники несмотря на температуру, превращались в оледенелые статуи, инстинктивно бродячие по уродливому коридору. На его стенах висели плакаты о здоровье. Они были помещены в дешёвые, но аккуратные рамки и могли бы стать предметом уюта, если бы не несли в себе идею болезни, как таковой. А болезнь, как и смерть, которыми пропах этот коридор, были сами по себе уродливыми.
Сегодня Виталий проковылял мелкими шажками на целый этаж вниз. Поправляя на себе съезжающие от худобы пижамные штаны, он не сразу сообразил, что на первый этаж он, без помощи, возможно, не доберётся. Но уж очень хотелось посмотреть, как живут те, что снизу. Тем более, он уже слышал о двух сёстрах, которые вот уже дней десять жили у него под полом.
– Вдохнуть последний раз запах