Я бегу за дедой, который под коровьими взглядами согнулся в три погибели, словно ему в лицо дует ураган.
Деда спешит на свою дачу. Скорее за сетчатый забор, густо увитый хмелем, за высокую калитку, сделанную из старой пружинной кровати. К малине, винограду и пчёлам.
Скорее!
Большой Ух
Дача у деды необыкновенная. Как и он сам, она отгорожена ото всех густыми, а иногда ещё и колючими зарослями. Но стоит войти и закрыть за собой калитку, как оказываешься в настоящем сказочном саду. Чего здесь только нет! Виноград и клубника, малина и ежевика, вишня и слива, крыжовник и смородина, в ещё – волшебная яблоня, на ветках которой растут яблоки разных сортов – красные, белые, жёлтые, в полосочку и в крапинку. И мои самые любимые, которые, когда созревают, становятся такими прозрачными, что даже косточки видны. Много лет деда, как хирург, пришивал – прививал на общий безымянный ствол редкие породистые ветки.
Кроме фруктов и ягод, у деды вырастают такие огромные мясистые помидоры, что тёмной ночью ими можно отстреливаться от хулиганов. Перцы, кабачки и баклажаны у него похожи на боеголовки. А огурцы в мелких и крупных мурашках отчего-то сладкие на вкус.
А ещё у деды есть пчёлы. Четыре улья на шести сотках.
Ему хватает. И мёда, и забот.
Домик на даче маленький. Да он и не домик вовсе, а обычный зелёный вагончик с низкой крышей и двумя квадратными окошками. Каждый раз, сидя в нём, я представляю себя Элли из «Волшебника изумрудного города» и всё жду урагана, который подхватит меня и отнесёт в волшебную страну. Только ураган никак не случается, и я остаюсь.
В домике есть узкая кровать, столик, два стула, мутное пятнистое зеркало, центрифуга для мёда, пара грязноватых чашек, вилки и ложки в банке на столе. По стенам на гвоздях развешаны древние лохмотья. В них деда переодевается, когда качает мёд и ими же, когда становится холодно, укрывает ульи.
На подоконниках в домике лежат шарики воска, мыло, и спичечные коробки. Ими деда ловит залетевших в дом пчёл. Аккуратно, чтобы не повредить, он накрывает пчелу коробочкой и задвигает коробок. Пчела возмущенно жужжит, коробок зудит в руках, и от этого немного страшно и щекотно. Потом деда отпустит её поближе к улью, чтобы с испугу пчела не кинулась на меня. Сам он укусов не боится – даже в улей залезает без рукавиц, а потом невозмутимо вынимает занозы-жала. Деда говорит, что пчела не умеет жалить несколько раз, как оса – только один. А ужалив, умирает. Поэтому он и не защищается от укусов. Деда говорит, что так – честно. А ещё – полезно.
Наверное, из-за пчелиных укусов он у меня такой здоровый и сильный.
Я тоже пчёл не боюсь, мне они даже нравятся – пушистые такие, деловые. И жалили меня всего однажды.
Мы тогда качали мёд, и пчёлы, ясное дело, были злые как…как обычные пчёлы, у которых крадут мёд. Но всё шло