– Привет. Вот зараза! Я ведь с ней по-хорошему. – В прихожую вошел Кирилл и захлопнул за собой дверь. – Я ведь ей честно сказал, что полюбил другую, цветы принес.
Плечи его были осыпаны лепестками роз. это я образно, конечно. Один лепесток все-таки прилип к плечу.
– Так это ты у меня под окном с девушкой сидел? Сверху-то я не разглядел.
Я щелчком сбил лепесток.
– Ну, слушай, какие дуры все-таки встречаются, нет бы я ей наврал, – он прошел за мной, уселся на диван, вытянув через всю комнату ноги. – А то чистую правду сказал: любовь ведь не постоянна. Но правда, оказывается, никому не нужна.
Кирилл был весь длинный – длинные руки, ноги, вытянутая голова… Но это была только иллюзия: на самом деле Кирилл средненького роста и средненького телосложения. Как так получалось – никому неизвестно. Правда, за мольбертом, когда писал очередную картину, он действительно выглядел огромным, словно его распирало что-то изнутри.
– Твоя-то любовь точно не постоянна.
Любовь у Кирилла была вроде спорта – тройных прыжков в длину. Красиво разбегался, мощный толчок, другой ногой, и последний со взмахом рук, элегантно изогнув в воздухе тело, полет. Я лечу! И тут же падение, и всегда в песок, и всегда почему-то лицом.
– Это-то фигня, вот шипы, – он почесал голову. – Поцарапала. Бывало, правда, хуже.
Бывало намного хуже! Случалось, что брошенные женщины звонили ему по телефону круглые сутки, присылали предсмертные письма по электронной почте, кричали под окнами всю ночь, пока соседи не вызывали милицию. Но бывало совсем плохо, когда приходилось разбираться с их мужьями. От этого Кирилл перенес три операции – два раза были поломаны руки, один раз нога, челюсть и нос, проломлен череп в трех местах, но он не успокаивался. Красиво разбегался, затем мощный толчок, еще толчок и полет. и лицом в песок.
Кирилл взял с дивана открытую книгу, посмотрел на обложку.
– <Записки сумасшедшего> перечитываешь? А я вот вообще последнее время книг не читаю, да и читать нечего. Выродились писатели, вот ты только один и остался, и то ненадолго. – что-то злобное вдруг мелькнуло у него в глазах, не просто так он сказал это, да и пришел по всей вероятности, не просто так, а сейчас сидит, зубы заговаривает: – Кстати, чего новенького написал?
– Да вот новый роман начинаю.
Я кивнул на лежащую передо мной тетрадь.
– Ну, здорово… Кстати, ты слышал, что Сорокин пропал?
Ах, вот в чем дело. Значит, вот чем он пришел настроение портить.
– Сорокин? – я пожал плечами. – Это который <Голубое сало>? Не спрашиваю, куда пропал, ты бы сам сказал.
– Да, и не только он.
– Запил, наверное. От такой литературы, как у него, запьешь.
– Не страшно? – Кирилл пристально смотрел мне в глаза.
– Так-то писатели известные исчезают, а мне нечего бояться – меня мало кто знает.
– Ты, наверное,