Буквально на следующий день Сергей Дмитриевич посетил театр, а после представления наведался в гримёрку. Шелестов был абсолютно уверен в себе, и, действительно, крепость, не желавшая сдаваться лысоватому и обрюзгшему пятидесятилетнему Новицкому, уже через неделю пала перед двадцативосьмилетним красавцем-князем, а ещё через пару недель мадмуазель Катуш переселилась на Невский в снятые для неё комнаты.
По прошествии месяца, встретившись с Томилиным, Серж проговорил:
– Ну-с, Андрей Павлович, когда я могу забрать моего Буйного?
Граф насупился.
– Смилуйтесь, Сергей Дмитриевич. Не губите! Он же мне дороже лучшего друга.
– Вы отказываетесь от пари? – недовольно поморщился князь.
– Нет, что вы! – разволновался граф. – Но позвольте расплатиться деньгами. Я готов выкупить Буйного.
– Андрей Павлович, я не для того пари затевал, чтобы от коня затем отказаться.
– Ваше сиятельство! За Буйного я готов заплатить столько, сколько стоит весь ваш выезд, – горячо воскликнул Андрей. – На эти деньги вы закажете себе лучшего жеребца на земле.
Шелестов задумался и, взглянув в умоляющие глаза Томилина, согласился.
– Хорошо. Только где вы найдёте такую сумму? – удивился Серж.
– Найду! Только дайте срок! Хотя бы месяц.
– Ну что ж, как скажите, – пожал плечами князь.
Андрей в запале слово дал, но где взять такие деньги, он не знал. Поместье, конечно, приносило доход, но проживание в столице требовало больших затрат, а особых накоплений у графа не имелось, и, подумав, подпоручик помчался в Рощино, к сестре. Дашенька безумно обрадовалась визиту брата, но одновременно и несказанно удивилась. Обычно Андрей предупреждал о своём приезде, а тут свалился, словно снег на голову. После горячих объятий девушка поспешила проводить его в дом и велела накрывать стол.
Брат и сестра не виделись давно. Снисходительно улыбаясь, Андрей наблюдал за хозяйственными хлопотами Дашеньки и только успевал отвечать на бесконечный поток вопросов. За последний год сестра повзрослела и из неказистого подростка превратилась в привлекательную барышню. Правда её красота была умиротворённой и не отличалась помпезным блеском, присущим светским дамам столичных салонов, но брат с нескрываемым восхищением любовался девушкой. Тяжёлая коса Дашеньки спускалась ниже тонкой талии. Лишь у висков каштановые пряди выбивались из незамысловатой причёски и оттеняли белизну нежной кожи. Правильный овал лица, алые чувственные губы и аккуратный носик напоминали изображения греческих богинь, но главным украшением девушки оставались её глаза: большие, с поволокой они лучились чистотой, и в этом тёмно-зелёном омуте хотелось утонуть. Хотя при всех своих внешних данных выглядела Дашенька несколько провинциально, о таких говорят: «алмаз негранёный». Строгая гувернантка обучила барышню необходимым наукам и хорошим манерам, но вот пользоваться тем, что подарила девушке