Меншиков, и впрямь вообразив себя императором, велит забрать деньги у царевны… Петр велит ему убираться с глаз долой, и тут же в ноги к нему валится глубокий старик граф Головкин, умоляя заступиться за его зятя Ягужинского, которого Меншиков ссылает в украинскую армию!
Что сказать? Петр объявил войну и тут же обнаружил, что у него есть союзники! Уже неважно, что Ягужинский все-таки поедет в армию, а Наталья деньги не отдаст, важно, что боевые действия открыты и дали свои результаты.
Конечно, даже сейчас еще неизвестно, кто кого: Меншиков накопил такие силы, что может сцепиться и с императором… особенно если императору 12 лет.
Тем более что Петр и Наталья уезжают в Ропшу и Стрельну охотиться, а Остерман пишет письма примерно такого содержания: «Его императорское величество радуется о счастливом вашей великокняжеской милости прибытии в Ораниенбаум и от сердца желает, чтобы сии гуляния ваше дражайшее здравие совершенно восстановить могло».
А в конце письма Остермана – приписка рукой Петра: «И я при сем вашей светлости и светлейшей княгине, и невесте, и своячине, и тетке, и шурине поклон отдаю любительны. Петр».
Из таких писем легко сделать вывод, что конфликт не очень серьезен, Петр постепенно «приходит в себя», а Остерман «работает на Меншикова».
Но уже 26 августа Меншиков убеждается, что Петр к нему вовсе не расположен, а Остерман попросту его обманул. Петр поворачивается спиной, когда Меншиков с ним заговаривает, не отвечает на его поклоны и так далее. Более того – император откровенно забавляется ситуацией. Ему нравится унижать Меншикова.
– Смотрите, разве я не начинаю вразумлять его?! – обращается Петр к придворным, тыкая пальцем в Меншикова.
На свою невесту Марию он не обращает никакого внимания; Меншиков возмущается такой «неверностью», а когда Петру передают его слова, он отвечает так:
– Разве не довольно того, что я люблю ее в сердце? Ласки излишни; что касается до свадьбы, то Меншиков знает, что я не намерен жениться ранее 25 лет».
И вот тут проявляется то своеобразие мышления Меншикова, которое не могло не довести его до беды. В конце концов, ну кто мешал ему кинуться в ноги императору, покаяться, пообещать исправиться, стать хорошим, расторгнуть помолвку с Марией? Наконец, кто мешает ему высказаться с солдатской прямотой: мол, виноват, государь, бес попутал, более не повторится! Никто и ничто не мешает, но он даже не пытается объясниться, а продолжает лепить глупость на глупости.
3 сентября в Ораниенбауме, имении Меншикова, должно состояться большое торжество – освящение новой церкви. Меншиков готов на колени встать, чтобы Петр приехал на торжество, – тогда можно в очередной раз объяснить разлад неустойчивостью психики юного Петра, а всем придворным представить дело так, что в главном Петр и Меншиков – единое целое. Петр сначала согласился, а в последний момент не поехал. Возможно, потому, что Меншиков не пригласил Елизавету Петровну, тетку Петра…