умело скрывала от мамы,
что меня после школы
она обучает любви
в своей чистенькой комнатке на Красносельской,
где над свежими сахарными подушками
ее фотография
в роли сына полка.
Я любил и люблю
этих маленьких незнаменитых артистов,
потому что в них больше актерского братства,
чем в знаменитых.
Жаль, что последний ужин Христа
был не у мамы моей,
на Четвертой Мещанской,
ибо там не нашлось бы Иуды
и ужин бы не был последним.
Мама крутила начинку для сибирских пельменей
из мяса,
принесенного Серым Волком.
Баба-Яга толкла в ступке
грецкие орехи для сациви.
Василиса Прекрасная
мечтательно делала фаршированную рыбу
и однажды зафаршировала
свою упавшую бирюзовую сережку.
А одна жонглерша —
по происхождению китаянка —
делала что-то
из чего-то,
не похожего ни на что,
и все это вместе ставилось на общую скатерть.
Это было
как международные съезды
пролетариата елок,
работающего для детей,
включая детей нон грата.
Снегурочки поумирали
от инфарктов и тромбофлебитов,
но и после смерти
они не могли без детей
и, наверно, показывая ангелам
почетные грамоты Мосгосэстрады,
добивались работы
в детском отделе неба.
И мне кажется —
где-нибудь в мирозданье
мертвые снегурочки
и мертвые деды-морозы
и сейчас работают
на другой новогодней елке,
на которую приходят
лишь погибшие дети.
Мама, я читаю сегодняшние газеты
сквозь прозрачных от голода детей Ленинграда,
пришедших на всемирную елку погибших детей.
Пискаревские высохшие ручонки
тянутся к желтым фонарикам
елочных мандаринов,
а