– Ты знаешь, сколько бы мне светило за такое, ведь я уже сидел! Я бы не доказал никому, что ты сам кинулся под колеса! Я только начал нормальную жизнь! Представляешь, у меня это получилось, люди хоть как-то начали меня принимать!!
Родственная душа. Но меня люди так принимать и не начали. В психиатрической лечебнице я пролежал примерно полгода. Тюремного заключения удалось избежать. Помогло несовершеннолетие и количество ударов, нанесенных отверткой.
Но, когда я вернулся в общество, то «отведал новый сорт отчуждения». И, надо сказать, оно оказалось мучительнее предыдущего: «отчуждение на юридической основе». Меня не брали на работу, не говорю уже о поступлении в ВУЗ. У меня не было девушки, даже не все проститутки соглашались со мной спать. Родители к тому времени фактически от меня отказались. В густонаселенном городе я был абсолютно одинок, пока граждане непризнанного государства нигилистов не раскрыли мне свои дружеские объятия.
Помню, как самолет поднял свой нос и устремился вперед и вверх, навсегда избавляя меня от ненавистного статуса кафира. Потом эта продолговатая крылатая труба, которая оканчивалась тупым неровным конусом, с двумя круглыми двигателями по бокам, приземлилась уже на территории государства нигилистов. И, если так можно выразиться, я сменил гражданство. И что-то еще. Я прибыл на новую родину, как раз когда государство нигилистов переживало счастливую пору успешной экспансии. Нулевой и Первый, еще известные под обычными именами, встречали меня и остальных «новобранцев». Нам предстояло стать неразлучной троицей, тремя лучшими агентами Организации: проводимая экспансия позволила мне быстро проявить свой талант в убийстве кафиров и стать Вторым. Так я впервые за всю жизнь был принят людьми, стал, как мне казалось, желанным и полноправным членом социума.
Водитель фуры снова вернул меня к реальности. Такую шею, как у него, было нелегко ломать, но, конечно же, я справился. Только сначала сломал ему ногу в двух местах. Ту, которой он меня бил.
Теперь я снова остался один. Организация вынесла мне смертный приговор после того, как я провалил всего одну операцию. Разве что очень и очень важную операцию, важную настолько, что если бы не провал, то нам не пришлось бы минировать АЭС. Ошибок Организация не прощала. Теперь я ощутил это на себе. Осознание этого факта придавило меня многотонным прессом отчаяния. Ведь я член семьи! Нельзя убивать членов семьи! Было бы не так обидно, реши Организация избавиться от всех, принимающих участие в операции на подводной лодке. Тогда бы у меня оставался друг в лице Первого, и я сделал бы все, чтобы спасти его. Но нет, Первый заманивал меня прямо на гильотину.
Да, если бы мой поезд доехал до станции, на которой я должен был выйти согласно