У парапета стоял продукт современности, этакое чудо молодежного нигилизма – мальчишка с прической ежа, весь в черном и шипастом: массивные грейдеры, куртка в клепках, цепи, серьга в ухе, обрезанные перчатки с внушительными набалдашниками на костяшках пальцев, и курил. Согни руку в кулак и пройдись это счастье металлоломом по щеке – ни челюсти, ни зубов не соберешь.
Макс поежился и огляделся еще раз – может, кто другой с сигаретой мимо пройдет? Очень не хотелось тревожить рокера или как их там – черт его знает, как они себя позиционируют. Стоит, курит, но даже со спины вызывает ощущение тревоги и отторжения.
Но видно не для Макса – собака рванула поводок, направляясь к парню.
– Макс! – предостерег хозяин. Парень обернулся на голос, ожег взглядом собаку так, что та осела и уши прижала.
«Попроси у такого подкурить»… – поежился опять мужчина, выше поднял воротник пальто и все же решился, подошел:
– Огонька не будет?
Мальчишка взглядом не удостоил – молча протянул маленькую гранату-зажигалку.
Ох, и детки, – подумал про себя Максим. А впрочем, какое ему дело?
Подкурил, отдал и… почему-то не ушел. Пара затяжек и дошло – руки парня, пальцы. Взгляд мужчины вновь прошел по фигуре незнакомца и натолкнулся на колючий, жуткий в своей непонятной злости взгляд:
– Тебе чего?
Голос ожег не меньше взгляда – глухой, низкий, рокочущий. Макс головой качнул: что на ум пришло?
– Ничего, извини.
– Тогда топай, – процедил парень, не столько советуя, сколько угрожая.
Было бы иначе, Максим бы не стал упираться, но пасовать перед малолеткой?
– Чего злой такой?
Парень развернулся к нему, выказывая потрепанную майку с линялыми черепами на груди и, оглядел с ног до головы:
– Дядя, я тебя знаю?
– Вряд ли.
– Значит текилу на брудершафт не пили, одну девку на двоих не пялили, и ты меня не крестил, на горшок в детстве не садил?
Макс прищурился, не зная, что ответить.
– Нет, – вышло неуверенно, даже до противности робко.
– Вот и топай! – уже прошипел парень, качнувшись к его лицу.
Он явно нарывался, но видимо понял по взгляду Максима, что не на того напал и отправил щелчком сигарету за парапет, пнул какую-то тетрадь в расщелину меж прутьев, отправляя в дальний полет навстречу воде. И, оправив лямку сумки-торбы на плече, чуть сгорбившись попер по улице прочь.
Макс нахмурился, глядя ему вслед – встретишь такого с утра – весь день не задастся.
Глянул вниз – тетрадка гота, или как там еще себя называют эти чучела, валялась на ступенях к воде. Не докинул, случайно обронил? Свин, конечно, но…
Мужчина спустился и поднял тетрадь. Она была довольно большой, пухлой – конспекты? Притомила учеба юного любителя пива, марихуаны и детруа до утра? Успеет его нагнать и отдать?
И усмехнулся – может и успеет, но, наверное, получит скорее по зубам, чем «спасибо».
Макс согласно тявкнул у ног хозяина.
– Замерз? – подмигнул своему другу мужчина. Тот взвизгнул и рванул вверх по ступеням, намекая – идем домой. И то верно, пора греть старые кости «немца», да и свои не мешает. Впечатлений на сегодняшнее утро достаточно.
И взбежал за собакой наверх, размахнулся, чтобы выкинуть поднятое. Но тетрадь распахнулась и упала у ног мужчины, прилетев обратно под порывом ветра. Открывшиеся белые листочки были исписаны мелким, ровным почерком, не мужским – женским. Слишком нежно были выведены буквы, слишком округло. Взгляд мужчины устремился в ту сторону, куда ушел забияка тинейджер. Неужели этот придурок украл у какой-нибудь дурашки ее личный дневник или анкету, которые девчонки так любят заводить?
Макс попытался подобрать тетрадь, но мужчина не дал:
– Оставь! – кто знает, возможно, хозяйка будет расстроена из-за утери. Наверное, стоит написать объявление, что пропажа найдена.
Только знать бы хоть у кого или в каком районе, в каком училище, техникуме или школе это «богатство» стянуто?
Взгляд упал на строчки: «Кто мы для этого мира? Что он отмерял нам кроме боли и непонимания, вечных, постоянных пинков в душу? Быть женщиной как клеймо раба, быть женщиной, как иметь приклеенный ко лбу ценник. Ты никто, ты ничто, ты игрушка, ты тварь безголосая. Ненавижу. Не – на – ви-жу!!!
Нет выхода. Нет прав. Нет жизни. Она ад. Не там ад, где черти – там он, где люди.
Женщина первая проклята в этом мире. Не разобраться почему. Так сказала церковь, так воспитали поколения и поколения. Женщина – тварь. Ее можно пинать, унижать, убивать, ее можно использовать, потому что она игрушка, ступенька, ширма, – что угодно, но не кто угодно. И ее не станет. У нее нет будущего кроме, как быть рабыней этого