Он достал мобильный, хотел набрать жене, но передумал и выбрал другой номер.
– Ух, ты! – удивился бодрый, но потрескавшийся голос. – Случилось чего?
– Да нет, Виктырыч, всё хорошо… Просто позвонил… Просто так… Проведать…
– А-а… Ну, это, правильно, правильно… – усмехнулся Виктырыч. – Ну, я жив, жив… Пол-лёгкого мне ко всем моим прочим радостям оттяпали в июле. Но ничего, дышу, копчу, топчу, поиграть ещё хочу… Ты это правильно, что позвонил. Ты позванивай. Я тебе какую-нибудь фигню скажу. Ты – мне. Разговор!.. Старику приятно… А то и заходи. Я ещё полрюмочки могу осилить. И лучше с супругой. Уж больно мне твоя супруга нравится. Статная женщина. Добротная.
Осенью на даче хорошо. Природа, будто притаившись, застывает в ожидании холодов, затвердевает, словно на холсте. Дни всё короче, темнеет всё раньше, всё заметнее.
Он сидел в сумерках, не включая свет, пил чай с вареньем и посматривал за окно. Тёща пошла выгонять коз мимо крючковатых яблонь. Тесть чем-то стучал в сарае. На втором этаже бегали и шумели дети. А жена сидела рядом и тоже пила чай. Все были живы. Жизнь имела смысл. Жизнь была бесценным даром, и кроме неё на свете не было больше ничего. Одна жизнь.
Часть вторая
Мир вещей
Юрий Олеша в рассказе «Лиомпа» описывает тяжелобольного человека.
Когда он понял, – пишет Олеша, – что умирает, то понял он также, как велик и разнообразен мир вещей и как мало их осталось в его власти. С каждым днем количество вещей уменьшалось. Такая близкая вещь, как железнодорожный билет, уже стала для него невозвратимо далекой…
В финале умирающий вставал с постели и шёл, согнувшись в животе и вытянув руки с повиснувшими кистями. Он шёл забирать вещи.
Не открою Америки (которая, к слову, также упоминается в рассказе среди исчезающих вещей: наряду с другими странами, возможностью быть красивым или богатым, семьей и проч.), если замечу, что все мы умираем с разной скоростью, хоть некоторые и чают в глубине души оказаться счастливым исключением. Многие окружавшие нас вещи уже давно не в нашей власти. И все мы, рано или поздно, подобно герою рассказа, отправляемся за ними с вытянутыми руками на дно нашей памяти.
Я иду за своими.
Пять тысяч дней детства
О, боги, боги мои…
велосипеды мои…
В детстве, как и все мои друзья, я просто умирал, как хотел велосипед. И не какой-нибудь там, а «Салют-С»! Я им просто бредил. Но стать обладателем велосипеда было не просто.
Сначала надо было уговорить маму. Но это было дело решаемое. Маму всегда можно было уговорить, хотя и требовало порой времени. Если же переговоры вдруг заходили в тупик – чего, правда, почти никогда не случалось – можно было воспользоваться днём рождения. Это беспроигрышный вариант. Для чего, в конце концов, ещё существуют дни рождения?!..
Так или иначе, всеми правдами и неправдами, я уговорил маму собрать и раскошелиться на значительную для нас сумму. Но это