Это глаже ствола под рукой,
Легче ручки в замёрзшей руке
Западающих клавиш отбой
Добивается ритмом ракет
На экране сплошной синевы
Не небесной, а просто небес.
Угловатые нервы травы
Под землёй превращается в лес.
«Тело – труба. И далёкие льды…»
Тело – труба. И далёкие льды
В заострённом теперь глазу
Будет видно с испода как белый дым
И как серый дым и мазут.
Ни о чем не печалься, асфальтоукладчик,
На исходе осенних сил,
Под землёй не видно, не видно и над Землёй
Шерстяного парка один настил
И другой трикотажный слой.
Смой со лба и сотри с руки
Эту птицу, летя на юг,
Она делает в небе круги, круги.
Это всё ближний круг.
Это всё говори себе не стоит и не стоит,
И нога завязнет, как вязнет дно
У тебя в глазу молодой и наивный стыд
Пересыплется на зерно,
Перепреет на воздух и на покров
Упадёт не позже, чем середина дня,
Вся покрытая коркой мослов и слов,
Будет выбрана из огня.
«Вынимаешь из воды, скажем…»
Вынимаешь из воды, скажем,
Девятьсот осколков кораблей.
Раскладываешь рядом с пляжем
Те из них, которые светлей.
Строишь дамбы, мосты, дороги,
Распускаешь по ним молву.
Свет далёкий и недалёкий
Всюду брызгает наяву.
Он ещё не дерево, но отросток
Или, скажем ещё, побег
Сквозь почти непечатный воздух
И ещё не зачатый снег.
В корневой его сетке вёрткой
Развивается не душа,
А ничем не живой, не мёртвый,
Всем сияющий падишах,
У него есть вазир, и ваза,
И красавица полных чаш
Там, где дым достигает мяса
В подведённых углём очах.
«Отделённые по спирали…»
Отделённые по спирали
Кораблиные шеи глаз
Смотрят щедрыми куполами
Из прижимистых век на нас.
Они были доской, и телом,
И металлом в литых костях,
И не ставшие снова целым,
Собираются, но не так,
Как давно на воде блестели,
А как эдак и на Земле
Их сухие земные тени,
Различимые в сентябре.
«Старик, идущий в планетарий…»
Старик, идущий в планетарий,
Двадцатый год, тридцатый год.
В могучей поднебесной таре
Такое небо настаёт,
Что не звезда с звездою скажет,
Но кресло выкрикнет спине,
Как пахнет холодом и сажей
На круглых улицах извне.
Так говорит озон беззвёздной,
Ещё не взрезанной серпом
Арбузной корочки морозной
Под долговязым грузным ртом.
Дымы уходят в стратосферу,
Не выкликая имена.
Да, мы уходим, страстотерпцы,
Не