Кабинет, где прилёг Дмитрий, следователи называли «лаунж»5. Окна здесь очень удобно выходили на парковку у отдела – всегда было видно, кто приехал и уехал. Штатно тут работали следователи Никитин и Калинин. Оба были Саши, оба не ахти какие работники, со слов Трофимыча – Чук и Гек. Разница состояла в фундаменте. Первый был потомственным юристом с генералами в роду, пах дорогим парфюмом и даже без зарплаты мог позволить себе ежедневно перед работой заезжать на автомойку и дегустировать бургеры тамошнего кафе, пока обсыхает кузов его белоснежного Мерседеса. Что он нашёл в этой службе с его-то возможностями, никто объяснить не мог. Считалось, что ему приятно быть тюльпаном среди кучи навоза. Калинин же был без роду, племени и амбиций, пах лапшой быстрого приготовления, потешал весь отдел неизменным коричневым свитером и ржавой «пятёркой» Жигулей. Они существовали взаимовыгодно. Тощий Калинин занимал у толстого Никитина деньги до зарплаты, и кредитор шутил, что одолжил ему уже столько, что тот мог бы купить семь разноцветных «пятёрок» на каждый день недели. Никитин же занимал у Калинина время, периодически испрашивая у того подмениться в дежурство, допросить человека от его имени и тому подобное.
И вот, благодаря финансовым возможностям Никитина и его либеральным взглядам на службу, в этом просторном кабинете появился кожаный диванчик, кулер с водой, небольшая кофемашина, компактный холодильник и прочие удобства. Во время обеденного перерыва здесь собиралась «госдума», как называл это Трофимыч, и обсуждалось абсолютно всё – уголовные дела, кадровые слухи, нюансы женщин и автомобилей и шутки из Интернета. Тут отмечались все праздники и события следственного отдела. Запах еды и кофе никогда не выветривался из кабинета, о чём неустанно вслух трагедизировал вечно голодный Саша Калинин.
– Следствие, Нестеров, – неохотно с закрытыми глазами ответил Дмитрий, взяв на ощупь трубку разорвавшегося среди ночи телефона.
– Дмитрий Алексеич, здрасьте, выезжаем. Мертвец проснулся, – голос дежурного по ту сторону провода выдавал неподдельное и неуместное удовольствие. Нестеров поморщился и, зевая, спросил:
– Чего ты радуешься, Алёша? Сейчас с собой возьму, вместе посмеёмся.
– Нам не положено, Дмитрий Алексеич, я бы с радостью!
– А острить положено раньше времени? Который час?
– Без десяти два.
– Ты по-людски доложишь,