Почему? Я спрашиваю себя тут же. И нахожу ответ.
Мы начинаем отдаваться страху уже после того, как ощущаем ненависть к объекту. Мы ненавидим его, и начинаем бояться.
Ребенок ненавидит отца, который не жалеет розги, и он боится. Боится не розги, а руки, направляющей ее в те моменты, когда отец готов совершить наказание. Так и среди нас, нет тех, кто боится Красного Барона или командиров Стальных Дивизий. Мы боимся их действий, мы боимся танков и самолетов, но ненавидим мы их. Боимся смерти, но ненавидим тех, кто способен нам ее причинить. Ненависть – мать страха.
Но вот я вижу, что Луи уже свободен от оков реальности. Он умирает, и только крики сестры милосердия прерывают мой внутренний монолог. Я только сейчас, сквозь пелену в глазах, заметил, что эта женщина совсем не врач. Она всеми силами пытается нам помочь, и заменить собой настоящего доктора, которого несколько дней назад поглотила война.
Он стал калекой, и его лечат бывшие коллеги, холят, насколько возможно, в условиях полевого госпиталя на юге. А мы уже забыли о нем совершенно.
Я забыл его, когда доктор Вебер не смог излечить моего друга. Он не смог облегчить его страдания, и Валентин сошел с ума. Спустя несколько дней острого сепсиса, лекарства, наконец, предотвратили заражение крови, но мозг было не спасти. Чрезмерные страдания и адская боль превратили его в овощ, а я… ничем не мог ему помочь. Моя ненависть, вскоре, сменилась болью и отчаянием, а потом превратилась в равнодушие к человеку, которого я посчитал повинным в смерти моего товарища. Но все было не так просто.
Доктор Вебер был человеком, склонным выполнять собственные обещания, вот и в этот раз, после самоубийственной атаки французов, наши потери он оценил трезво, как мог, и пообещал, что никто из раненых не уедет в госпиталь хотя бы до конца недели.
Это значило, что качественная медицинская помощь, которую он мог, и должен был, оказывать на месте, что называется, не отходя от окопа, должна была стать достаточным подспорьем в борьбе с ранениями и болезнями. Мы верили ему, и потому, на какое-то время, переживания и страх покинули наши сердца.
Пока однажды…
– Альбер!!! Доктор Вебер зовет тебя и Луи. То, что мы отошли от основной линии боев, не дает нам времени отдыхать. Ему нужна помощь с ранеными, не хватает санитаров. Пока вы ничем не заняты – идите. Времени уже слишком мало.
Обычно, когда фронт отходил немного дальше, обратно возвращался официальный стиль общения, принятый в армии согласно уставам. Офицеры и унтеры, начинали снова обращаться к нам, согласно званиям и должностям, а также в очень редких случаях использовать имена. Однако, в этот раз, сержант нарушил привычный уклад, отправляя нас на службу в санитарный корпус. Я и Луи сразу почуяли неладное, но поспешили туда.
Увиденное поразило нас до самых глубин сознания, исторгло оттуда самые низменные и отвратительные