По соседству звучала польская речь – там разместились слуги Колпацкого и обоих Смулковских. Для Йоханны это означало, что ей следует проявлять особую осторожность, чтобы другие не узнали, что она девушка. До Польши было еще далеко, и она не хотела, чтобы ее поймали и приволокли обратно в Аллерсхайм.
В комнатке не было кроватей, вместо них на полу лежало три соломенных тюфяка. Стулья и стол тоже отсутствовали, и Йоханне пришлось повесить свои вещи на деревянные гвозди, вбитые в стену. По крайней мере, Войслав поставил для нее ведро с водой. Несмотря на холод, Йоханна была рада возможности помыться в одиночестве. Не зная, когда придет ее брат, девушка торопливо сняла рубашку и окинула взглядом свое тело. Ее грудь все еще была маленькой, поэтому ее легко было скрыть под одеждой. Тем не менее Йоханна надеялась, что вскоре сможет избавиться от маскировки и снова предстанет перед светом в привычном наряде. За неимением мочалки девушка стала тереть тело ладонями, зачерпывая воду из ведра. Она спешила, чтобы, когда в комнату войдет Карл, он не застал ее полуголой. В то же время Йоханна надеялась, что ее брат не станет слишком долго засиживаться с Колпацким и остальными: за столом он выпил несколько бокалов вина, хотя и не привык к такому количеству алкоголя.
14
Тем временем Карл, сидя за столом с тремя поляками, боролся с отчаянием. В отличие от Йоханны, он редко говорил с матерью о польских родственниках и поэтому считал, что из-за смерти деда и дяди их побег обречен на поражение. Карл тоже не хотел возвращаться в Аллерсхайм и надеялся, что Казимеж и его друзья предложат ему выход из сложившейся ситуации. Поддавшись страху, Карл не замечал, что Казимежу и двум другим полякам доставляет удовольствие раз за разом подливать ему вино.
При жизни отца Карлу разрешали выпивать лишь пару бокалов вина в день, поэтому вскоре он почувствовал, как хмельной напиток ударил в голову. Сперва эффект был даже приятным: его сомнения и страхи, казалось, рассеялись. Однако после седьмого бокала у Карла сильно закружилась голова и ему приходилось держаться за край стола, чтобы не упасть со стула, а при попытке ответить на вопрос, заданный Тобиашем Смулковским, изо рта юноши раздалось лишь нечленораздельное мычание.
Колпацкий насмешливо посмотрел на него:
– Да он слабак!
– Он всего лишь мальчишка, – еле ворочая языком, возразил Бартош.
Он тоже порядком набрался, но готов был продолжать попойку, как и его товарищи.
– Я… я… – простонал Карл.
Внезапно ему стало так плохо, что вино и ужин запросились наружу. Карла уже рвало, когда кельнер схватил его за шиворот и выпихнул на улицу.
– Иди к навозной куче! – крикнул он Карлу, но тут же понял, что этот постоялец не стоит на ногах.
Кельнеру не хотелось возиться с пьяным. Он положил Карла рядом с навозной кучей