– Дорогая, я бы нисколько не удивилась, если бы ты проснулась не раньше полудня. После первого бала ты, должно быть, очень устала.
– Я имела в виду – прошлой ночью.
– Что – прошлой ночью?
– Ну, когда я одевалась…
– О, ты была пунктуальна. Когда я подъехала, ты уже ждала меня в холле.
Недоумение девушки все возрастало.
– Уверена, что ты получила массу удовольствия, – продолжала тетка. – Но большую часть танцев ты отдала капитану Фонтанелю. Если бы мы были в Эксетере, это вызвало бы разговоры, но здесь тебя знают немногие; тем не менее, леди Бельгроув наблюдала за вами.
– Надеюсь, дорогая тетушка, что вы не очень устали, – сказала Бетти, меняя тему разговора, приводившего ее в недоумение.
– Ну, что ты, мне нравятся балы; они напоминают мне о моей молодости. А ты вчера выглядела бледной и утомленной. Должно быть, от сильного волнения.
Сразу же после завтрака Бетти поспешила к себе в комнату. Ее терзал смутный страх. Единственным разумным объяснением происшедшего был сомнамбулизм; она отправилась на бал, будучи в состоянии сна. Она – сомнамбула. Что она говорила и делала, пока находилась в этом состоянии? Как было бы ужасно проснуться в середине танца! Она, по всей видимости, собралась, отправилась к леди Бельгроув, всю ночь танцевала, вернулась, переоделась, снова легла – и все это во сне.
– Кстати, – сказала ей тетка на следующий день, – я взяла билеты на Кармен в театр Ее Величества. Не хочешь ли пойти со мной?
– С превеликим удовольствием, тетя. Это будет восхитительно. Я слышала арию Тореадора, но никогда не слышала оперу целиком.
– А ты не слишком устала?
– Нет, нет, тысячу раз нет, я готова отдать все на свете, лишь бы поехать в оперу.
– Какое платье ты думаешь надеть?
– Я думаю, черное; и еще украсить волосы розой.
– Прекрасно. Это черное платье тебе очень идет. Думаю, ты не могла бы сделать лучший выбор.
Бетти была на седьмом небе. Она бывала в театре, но никогда еще не посещала настоящую оперу.
Вечером ужин был подан рано, необычно рано, и Бетти, зная, сколь мало времени ей понадобиться, чтобы одеться, прошла в маленькую оранжерею и присела там. Аромат гелиотропов был очень силен. Бетти называла их вишневым пирогом. Она взяла либретто и стала его просматривать; но глаза ее, неожиданно для нее самой, стали слипаться, и хотя она совершенно не собиралась спать, через некоторое время крепко уснула.
Она проснулась от холода и почувствовала, что тело ее затекло.
– О Господи! – сказала она. – Надеюсь, я не опоздала? Но что это… уже рассвело?
За окнами оранжереи занимался день.
Пораженная, она вышла. В холле и на лестнице еще царил мрак, она на ощупь проследовала в свою комнату и включила свет.
Перед ней, на кровати, лежало ее черно-белое муслиновое платье; на столе белые перчатки с двенадцатью пуговичками, рядом с веером. Она взяла их, под ними, немножко помятая, оказалась театральная программка.
– Как