Тут уж меня прорвало.
– То есть мы проехали сто километров, – меня распирало от злости, – чтобы сфоткать Юлию, а ты умудрился все изгадить! Ты вообще головой думаешь или чем?
– Прости, – оправдывался Фруде, – у меня само собой вышло. Просто иначе все выходило как-то тупо. Вот я и решил внимание отвлечь.
– Ты как думаешь, долго нам еще до Мэррапанны? – опасливо поинтересовался Фруде, когда мы уже несколько километров проехали молча.
– Хотелось бы, чтоб было долго!
Когда мы доехали до моста Кракерёйбруа, злость улеглась. Ведь, в сущности, Юлию мы отыскали, снимок я сделал, и в голове у меня крутился шведский хит того лета:
Другим признаться так непросто,
Когда ты думаешь о ком-то…[5]
В конце концов я не выдержал и запел во все горло:
А я хочу к тебе прижаться
И стуком сердца наслаждаться…
Обеими руками я ударил по рулю и заголосил дальше:
Губы наши сливаются,
Мое сердце срывается…
Бригт покачал головой:
– Быстрей бы уже доехать.
Мы проехали Грессвик и выехали на дорогу к пляжу. Еще через два с половиной часа мы наконец увидели табличку, на которой было написано, что мы на Мэррапанне.
– The promised land![6] – обрадовался Бригт и спрыгнул с велосипеда. – В Осло сел на метро – и ты на месте. Там за сто километров на велике никто не тащится. По крайней мере, не ради того, чтобы сфотографировать девчонку. Даже если у нее на голове корона. – Он опустился на колени, сложил руки, прикрыл глаза и проговорил, запрокинув голову к небу. – Господи Боже, пожалуйста, верни меня обратно в цивилизацию! Аминь.
– Слушай, – начал я, – да ты ж даже в Бога не веришь.
– Но попытаться-то можно.
Подскакивая на ухабах, мы проехались по тропинке и выехали на поросшую травой лужайку. Добирались сюда мы и впрямь долго, но Харальд не обманул: здесь полным-полно было потрясающих местечек, где так и тянуло поставить палатку. Мы слезли с велосипедов.
– Вообще-то странно, что никто до сих пор не обнаружил, как тут круто жить в палатке, – удивился я.
– Эй, парни, гляньте-ка! – Бригт отошел чуть в сторону и теперь стоял перед какой-то табличкой. Мы подошли к нему.
«СТАВИТЬ ПАЛАТКИ ЗАПРЕЩЕНО».
– Да не, это хрень какая-то, – не проверил я, – у нас всего-то одна трехместная палатка, нам за нее ничего не будет. Это же национальный парк, тут люди в походы ходят, нет разве?
– По-моему, тут все ясно написано, – сказал Бригт, – даже ежик бы понял.
Сверху, над надписью, был рисунок: индейский вигвам, перечеркнутый двумя жирными красными линиями.
– Может, это только индейцам нельзя? – предположил Фруде.
– Я отсюда ни на метр не сдвинусь, – заявил Бригт.
– Давайте дождемся, когда стемнеет, и тогда уж поставим палатку, – предложил я, – подальше в лесу.
Бригт недоверчиво