– Но почему?
– Какое нынче к ним отношение.
Поначалу Мокашов сидел тихо, как мышь, читал по списку отчёты. «Сапоги» что-то считали, то выскакивали к расчётчицам и на модель. Мокашова они не замечали, переговаривались между собой.
– А жениться тебя не заставят? – спрашивал Семёнов.
Теперь он напоминал Мокашову бальзаковского стряпчего. Второй «сапог» – Игунин выглядел простоватым здоровячком.
– Ты что, – округлял брови Игунин, – в своём уме?
– А ты словно с луны свалился. И Леночка была бы пристроена.
– Пристроить, по-твоему, мужа найти?
– Понимай, как знаешь. Только замечу, для старшего инженера ты слишком умён. Быть тебе профессором. Ощущаешь себя профессором? Профессор читает лекцию, профессор пишет. Голова крупным планом, чистый высокий лоб. Ни одного, даже детского вопроса не оставляет он без ответа. «Скажите, папа, кто такой учёный?» А за вопросом доверчивые детские глаза. «Хм, хм, как бы это вам попроще? Ну, словом, дети, это ваш папа».
Заходил Вадим, интересовался: как дела и как жизнь?
– Дела ничего, – отвечали «сапоги», – но только какая это жизнь?
– Работать решили или капризничать?
– Мы что? Это у вас великие проблемы, хотя известно, что все великие проблемы давно уже Зайцев решил. Выходит, вы за решённую взялись?
– Не угадали, – улыбался Вадим, – за нерешённую, за ту, что Сева не решил.
– А это просто. Сева ни одной задачи не решил. Говорят, вы докторскую задумали?
– Не то слово. Скоро всех вас за неё засажу.
– И засадит, как пить дать, засадит, – волновались после ухода Вадима «сапоги». Понимаешь, он – голова, он – Шива, а остальные – руки для него.
– Щупальца.
Они попали во временное подчинение к Вадиму и попросили было себе отдельный кусок работ. «Ещё чего?» – посмеялся Вадим и выше головы их мелочами загрузил.
«С Вадимом выпить прекрасно, – делились сапоги, – а работать не дай бог… И знаешь, из кого вырастают лидеры? Из тех, кто в детстве имели какой-нибудь дефект. Ну, скажем, был толстым (увы, дети не прощают полноты) или заикался, и их дразнили. Такие вырастают безжалостными… Как пить дать, за диссертацию засадит. Вот говорят, нет у нас эксплуатации чужого труда. А в науке? И куда смотрит народный контроль?»
Мокашову было любопытно, но при нём они замолкали, закрывая лазейку в свой странный мир.
В обед «сапоги» ходили купаться. Выходили за полчаса до звонка и по пути заглядывали в конструкторский. В конструкторском – тихо, двигались приведения в белых халатах, чертили, считали, оттачивали карандаши. Они направлялись в угол зала, где из-под кульмана виднелись хорошенькие