Белуха. Выпуск №5. Виктор Васильевич Свинаренко

кантами по верху бортиков и швам колпака, с такого же цвета подкладкой для металлической звезды, но без неё. Ноги юноши были всунуты в рваные калоши, подвязанные верёвками за щиколотки, большие пальцы, покрытые серой пылью, торчали из дыр.

      Осторожно перебирая ногами, странный юноша надвигался в сторону Берзина с низко опущенной головой, при этом рывками запускал винтовку в его грудь и издавал гортанные звуки, подобные тем, какими обычно пугают дети, того, кого боятся сами.

      – Э-э! Осторожно с винтовкой! Не видишь что ли, свой я! Из госпиталя! – находясь в напряжении, как можно спокойно проговорил Берзин.

      Слова не возымели на юношу никакого воздействия. Приближаясь к Филимону, он не только не прекращал пугать его винтовкой и своими гортанными звуками, но и низко опущенной головой как бы давал понять ему, что будет ещё и бодать лбом.

      Винтовка упёрлась в грудь Филимона. Юноша остановился, ещё дважды изверг из горла свои пугающие прерывистые звуки: «У-фу-ху-у! У-фу-ху-у!» – и застыл немигающим взглядом на его сапогах.

      Прошла минута, юноша молчал, вероятно, что-то прокручивал в своей голове. На второй минуте, не поднимая глаз, заикаясь, произнёс:

      – Я т-т-тебя сразу у-у-узнал!

      – Больной? – догадался Филимон, – а выстрелить может. Что с него возьмёшь!

      Всё ещё держа руки над головой, Берзин проговорил:

      – Хочешь, я тебе сапоги свои подарю?

      – Х-х-хочу! – загоревшись глазами, проговорил юноша. – И п-п-портянки!

      – Как же я всё сниму, если у меня руки подняты?

      – Оп-п-пусти. И на тр-р-раву сядь. Так я тебя б-б-бояться не буду.

      – А ты боишься?

      – Б-б-боюсь! У тебя с-с-сапоги.

      Опустившись на траву, Берзин снял правый сапог, размотал с ноги портянку и, аккуратно обмотав её вокруг сапога, поставил справа от себя. Проделав подобное со вторым сапогом, приподнял голову и посмотрел на юношу. Бесцветные глаза юноши были направлены на Берзина, но Филимону они казалось пустыми, мертвыми и смотрели не на него и даже не через него, а за спину, в какую-то таинственную бездну, ведомую только ему.

      Холодная дрожь прокатила по телу Филимона. Такого пустого отрешённого взгляда он не видел даже у дурачка Прони, бесцельно вышагивающего в любую погоду по улицам районного центра, где Берзин овладевал рабочей профессией.

      – Бери и надевай. Что стоишь? Я теперь не страшный? – справившись с некоторым оцепенением своего тела и разума, проговорил Берзин.