– Вы… видели…
– Да, там, в кабинете… его убили вы.
– Я? да ни в жизнь, я…
– …не вы. А вы.
Понимаю. Я. Тот я. Бросаюсь в кабинет, там меня удерживают муж и жена, смотрю на распростертое тело на полу, да какого ж хрена у меня не отобрали оружие…
– …какого… какого черта ты это сделал?
Я молчу, я смотрю не на себя, а куда-то сквозь себя…
Не выдерживаю:
– Перепутал, что ли? Фермеров хотел угробить, а вместо этого…
– …да нет.
– Чем тебе этот мужик не угодил?
– Да ты не понимаешь… ну пойдем… покажу…
Иду за ним (за собой), только сейчас спохватываюсь, что он (я) могу пристукнуть себя в два счета… зачем? Ну, затем же, зачем грохнул какого-то политика из бесконечно далекого будущего, н-да-а, после войны недолго и свихнуться и убивать всех направо и налево…
– Вот здесь… посмотри…
– Ньюс… это что?
– Название, что… дальше смотри…
Смотрю дальше. Пытаюсь понять, что я вижу, какой еще, к чертям собачьим, две тысячи сто пятидесятый год, какое пятое июня…
– Это… это что?
Второй я киваю:
– Это сегодня.
– С-сего…
– Ну… то есть, может уже не сегодня, может, уже с тех пор произошло много другого всякого… а теперь сюда смотри… где про нас с тобой написано…
Я не хочу читать, где написано про нас, я не хочу читать слово война, я не хочу вспоминать эту войну, липкую от крови траву, мокрую грязь, выстрелы, выстрелы, выстрелы, оборванные жизни, и страшно, когда уже перестаешь понимать, что это люди, когда тебе слишком долго вколачивали в голову, что это не люди…
Я не хочу. Я смотрю дальше, где про меня нынешнего, где конференция, где я выступал, вот это мне интереснее читать…
– Дальше… дальше, – я, который он, он, который я, прокручивает реальность, как будто листает её, – вот, сюда смотри…
Я не хочу смотреть сюда, я не хочу снова оказываться в кабинете, где я (который он) только что за каким-то чертом убил человека, кровь на полу кабинета, ё-моё, как будто и так мало было крови в моей судьбе, в судьбе многострадального нашего мира…
– Читай… читай!
Спохватываюсь:
– Здесь нет ничего.
Сам себе поражаюсь – почему я не удивляюсь, что вообще рядом с каждым из нас написана наша история, почему я воспринимаю это как нечто само собой разумеющееся, а вот почему рядом с опустевшим кабинетом ничего не написано, – вот это меня поражает. Хватаюсь за остатки здравого смысла, представляю себе, что надписи исчезают, когда исчезает человек, про которого эти надписи были сделаны, – нет, не то, чувствую, что-то не то…
– Он её спрятал, – подсказывает мне он (я).
– К-кто к-кого спрятал?
– Он спрятал историю про себя…
– Где спрятал?
– Не догадываешься?
– Н-нет, а…
– …так там же,