Галина Фомаиди
(@hishnitsa_neba)
У КУПАЛЬСКИХ КОСТРОВ
Как настала ночка Купальская, закрутились хороводы веселые. Как сплелись венки вокруг пышные, в воды быстрые опускались все.
Среди девушек, как былиночка, у реки широкой маячила. Девка тихая да пригожая. И Чарушей ее все кликали.
И венок ее дальше всех уплыл, по быстрине самой, в середочке. Значит быть женой той Чарушеньке. В девках быть подошел уж срок.
Был ей мил давно один молодец, что сиял в селе, будто солнышко. Все за ней ходил, как привязанный. Обещал всю жизнь лишь ее любить.
Горисветом его прозвали все. Восхваляли и любовались им. Кто-то с радостью, а кто с завистью на их пару в воде поглядывал.
Возгорелись костры высокие, взялись за руки парни с девками. Через пламя жаркое прыгать начали.
Протянула ладонь Чарушенька, да глядит, себе пару новую выбрал Горисвет. Черноокую, языкастую и смешливую.
А стоит, Горисвет, вроде рядом с ней, но уже не она возлюблена. И не ей слова ласковы говорит всё ее милый до сердца.
У Чаруши в глазах потемнел весь мир. Сердце девичье впредь осмеяно. И бежать бы ей, только некуда, лишь костёр пред ней, черный дым валит.
Вот и очередь Горисветова. Руку крепкую к небесам поднял. Засвистел молодецким посвистом, зашушукались старики вокруг:
«Не свистел бы ты на Купалу, друг. Не гневил Стрибога с сыночками. Налетят на нас – не укроемся, за вихры таскать дружно примутся.»
Да махнул на всё Борислава сын. С девкой черною над костром смеясь. Пуще прежнего заливается, соловьем свистит на округу всю.
А Чаруша же в стороне стоит, слезы крупные по щекам текут. Уж и рада б была ветру сильному, за нее, горькую, заступившемуся.
Вот пора и ей прыгать над костром. Разбежалась с горы Чарушенька, что черемухи весной цвет, бела. Закричала и в угли прыгнула.
Только в этот миг засвистел вокруг, ветви гибкие в жгут сплетаючи, Посвист, рьяный Стрибога сын. Подхватил деву из жаркого полона.
Как стоял Горисвет, так и занялся. На него костер перекинулся. А Чарушенька, будто не было, в небесах ночных вдруг растаяла.
Старцы молвили, что женою стать Посвисту теперь уготовано. Горисвету же впредь рябым ходить, в память о подлом предательстве.
За бесчестный путь, за злой умысел наказание ждать не заставило. И раскаянье поздним стоном ввысь не исправит ничью судьбинушку.
КАК ТРИ БОГАТЫРЯ ВСТРЕТИЛИ ЗВЕРУШКУ
ЛАСТУШКУ, В БИТВАХ ПОМОГУШКУ,
НЕЧИСТЬ ПОГРЫЗУШКУ
Как леса-то, леса бескрайние,
Как болота вокруг зыбучие,
Да, как тропки-то все заросшие,
Да дороги-пути не хожены.
В стародавние, слышь-ка, времена,
Что не помнят деды да прадеды,
На Руси, на родной сторонушке
Богатырский дух веял силою.
Ай, Алешенька, да Попович был,
Ай, Илюшенька-свет-то Муромец,
Да Добрынюшка, что Никитич-то,
Богатырские те, брат, силушки.
Нечисть всю, что была, повывели,
Не, повывели, так прогнали всю,
Раздобрели, дела забросили,
Те, что ратными называются.
В те годины, годины тихие,
Родилась под рекой Смородинкой
Нечисть дикая, нечисть темная,
Крепла, мощь копила невиданну.
Как вошла нечисть в полну силушку,
Потекла змеею невидимой,
Где пройдёт, рвы разроет глубокие,
Что не видно их дна-то донышка.
Поднимались на дело ратное,
Богатырики наши знатные,
Только удаль вся расплескалася,
Позабылась средь дел хозяйственных.
Добрались добры три дружинника,
Добирались как, так отдельный сказ.
Вот и ров на глазах расползается,
От чего, и не знамо, не ведомо.
И рубились они, кто палицей,
Кто копьем колол да вокруг себя,
Кто мечом махал, только попусту,
Так и рухнули все под землюшку.
Долго падали, свет не виден стал
Красна солнышка, малой звездочки.
Уж и с жизнью все прощалися,
Да с друг дружкою перед смертушкой.
Сколь летели, того не ведомо,
Набазлались уже и выспались.
Только снова дремота смежила,
Ясны очи, как в ветви рухнули.
Вот