Выборы приятеля, несмотря на его низкие стартовые позиции, Костино агентство выиграло оглушительно, и пошло-поехало на следующие девять лет. Жизнь текла сытно, интересно и динамично. В отличие от рекламы, избирательные кампании давали больше морального, да и материального удовлетворения потому, что имели чёткие временные рамки и ясный результат, не подлежащий расширенным толкованиям. У заказчиков, как правило, не было возможности обесценить Костину профессиональную победу, как это часто бывало в рекламном бизнесе, когда при подведении итогов проведенных кампаний начинали звучать самодовольные заявления, что полученный результат это не заслуга рекламщиков, а это потому, что наш банк, наш товар или наша услуга самые лучшие.
Однако рано или поздно всё заканчивается, закончились и выборные баталии, и отнюдь не по Костиному желанию. Новый президент и его команда, выстраивая в стране вертикаль власти как они её понимали, тихо удавили институт выборов до приплинтусного состояния назначения на выборные должности своих людей, лично им преданных и начисто лишённых собственного мнения. Участвовать дальше в этом псевдополитическом балагане было неинтересно; денег политтехнологам, от которых по большому счёту перестало что-либо зависеть, стали платить гораздо меньше. Возвращаться к обрыдлому рекламному ремеслу не хотелось, но и на пенсию было идти рановато.
Первое, что Костя сделал, считая себя толковым менеджером, это распустил среди знакомых более-менее крупных предпринимателей информацию о том, что он свободен и ищет себе применение в каком-нибудь масштабном, достойном себя проекте. Все без исключения знакомые бизнесмены непрерывно ныли по поводу удушающего кадрового голода: кругом, мол, одни дураки и воры, совершенно не на кого опереться. Это вселяло надежду, что Костю станут рвать на части, а он будет гордо выбирать самое лучшее, интересное и выгодное предложение.
Однако почему-то так не случилось. Не получив за полгода ни одного предложения, он с тоской осознал, что он со всеми своими способностями и энергией никому не нужен. Почему не нужен – он не понимал. Складывающаяся картина сильно не соответствовала нытью про кадровый голод, банальной логике и здравому смыслу. Начала подкрадываться депрессия, Косте стало казаться, что, видимо, есть в нем некая, незаметная ему самому ущербность, эдакая дефективность, которую окружающие прекрасно видят, а сам он не осознаёт. Других объяснений