Глазам, которые слишком долго не видели неба.
***
– Папа, а когда мы построим лодку?.. «Лодки – это лучший способ добраться куда-либо, особенно если вы Малыш Кнютт и хотите произвести впечатление»!
– Что-что?
– «Лодки – это лучший способ добраться куда-либо», папа! Куда хочешь! И произвести впечатление!
– Это кто тебе сказал?
– Это Туве Янссон.
– ?
– Писательница такая, она про Муми-троллей много сказок написала! Там ещё фрекен Снорк, и Снусмумрик, и…
– Ладно, ладно, понял. Не тарахти так, лучше подай-ка мне пульт…
Дед
– Старая лодка из жёлтого дерева больше никуда не поплывёт. Сегодня сгорят останки гнилой деревяшки. Наконец-то! Надоела! Я запасся бензином. Сегодня я её сожгу!
– Твоё прошлое всегда с тобой, друг. Оно-то не сгорит в вечернем пламени.
– К чёрту прошлое! Его уже нет!!! Я разделаюсь с этим, и хватит говорить! Нужно больше веток.
Один из голосов звучал злобно. Второй же – смиренно.
Человек говорил сам с собой. Голос разума и опыта был печален, голос усталости и ярости был отрывист. Человек устал. Может быть, диалог происходил в его воображении, а в действительности он сидел неподвижно и глядел на потрескавшуюся лодку. А может быть, он размахивал руками и поминутно чиркал спичками. Он так устал…
Лодку он смастерил сам. Давным-давно, когда был моложе и без памяти влюблён в свою красавицу-жену. Он мечтал поделиться с ней огромным миром. Он мечтал, что проживут они шестьдесят лет, и каждый день их совместного пути будет светел. Сколько бы горестей ни пыталась вручить им судьба, вдвоём они умножали бы радость, а не печаль. А когда они проживут свои первые десять лет, он бережно усадит её в свою сказочную лодку, затем сядет сам и начнёт медленно грести. Они увидят родной город, построенный на берегу реки. Будут вдыхать влажный воздух и улыбаться. Сначала они поплыли бы по Каме, затем вошли бы в Волгу, ну а чуть позже, разумеется, открыли бы двери лучшего отеля крупного города. Посмотрели бы Кремль, погуляли по ГУМу, накупили бы булочек – говорят, в Москве выпечка хороша! Потом взяли бы хорошую каюту на каком-нибудь теплоходе. Он бы не очень утомлял её путешествием, пусть бы только глянула, как красивы реки, как огромно небо…
Дед никогда не рассказывал жене об этой мечте. Он сознавал, как велики его ладони, ощущал, как широка спина и сколь непроницаемо лицо. Такому не пристало мечтать, тем более – о нежности…
Долгие десятилетия лодка из дивной жёлтой берёзы служила для них предметом гордости! Ведь дерево редкое; знакомые родственников знакомых, переезжая из Северного Казахстана, привезли зачем-то несколько брёвен. Рассказывали, как ухаживали за деревом, как холили его. И не смогли оставить, когда дорога жизни повела на Урал. А в новой местности другие цены… Пришлось продать и то, к чему так привязались. Один купил, второй перепродал, третий взялся за топор. Четвёртый успел остановить раззадоренную пилу. Так пара-тройка брёвен пришли к Деду. В его золотых руках печальные притихшие брёвна стали красивой лодкой.
Красавица-жена, привыкнув к необычной вещи, использовала её как стол, на который они ставили легкий перекус во время просмотра фильма, и как вешалку для небрежно брошенной одежды, которую они носили. Говорила, это «экзотично». И такого «ни у кого нет». Даже целовала в знак поощрения.
С рекой лодка ни разу не встретилась. (Да этого и не требовалось, поскольку, случись встреча реки и лодки в реальности, берёзовое существо не выдержало бы влаги и развалилось бы… Но уж очень очаровательна мечта! Как о крыльях, раскрытых в небе…)
Через несколько лет один её вид раздражал, злил, приводил в ярость, как всё любимое, но несбывшееся…
Веток всегда не хватало. Огонь разгорался быстро, но прошлое никогда не сгорало в нём полностью. Всегда оставался какой-нибудь клетчатый кусочек платья, прозрачный клочок неба, осколочек бокала на длинной ножке, ни в какую не желавший гореть. И через несколько дней свободы и пустоты прошлое вновь настигало его.
Сегодня он хотел развести новый костёр. Может быть, даже последний. Потому что через неделю будет март. Еще один март, только теперь ему исполнится шестьдесят девять. И жизнь, в принципе, закончится. Что, разве нет? Серьёзно, кто-то ещё живёт в семьдесят?!
Он усмехнулся собственному вопросу. Когда по двадцать три с половиной часа в сутки проводишь наедине с собой, в оставшиеся полчаса надо следить за мимикой. Секунда такого «диалога» в глазах постороннего – и вот тебя записали в сумасшедшие.
Вечер ещё не здесь. Довольно светло; удобно перебирать ветки. Если что, в кармане всегда есть коробок спичек. Зажигалкам