Раскрасневшаяся, с капельками пота над верхней губой и влажно блестевшим от испарины лбом. Пояс кухонного передника подчёркивает высокую полную грудь и одновременно – широкие, крепкие бёдра. Сильные ноги уверенно держат это тело на земле. Через плечо – кухонное полотенце.
– Садись. Ешь.
На столе сковорода жареной картошки с ранними грибами, ржаной душистый хлеб горкой на глиняной тарелочке и стакан молока, запотевший, только что из холодильника.
Жареная картошка с грибами и молоко. Что может быть вкуснее!
– Мам, а ты?
– Я пока жарила, напробовалась. Ешь. Остынет.
Хорошо у мамы!
Наевшись от пуза, сказав спасибо и чмокнув мать в щёку (ну, ладно, ладно!) – поплелась в спальню. Грохнулась там на кровать и мгновенно уснула…
…Проснулась от странной тишины в квартире. Встала, на цыпочках вышла в проходную комнату и увидела спящую мать. Та лежала на диване, не укрывшись, положив ноги на высокую подушку – сразу после рождения дочери заработала тромбофлебит, отправившись в жуткий декабрьский мороз к портнихе примерять платье к Новому году.
«Пусть спит».
Снова вернулась в комнату и начала собираться на встречу с подружками. Но спустя несколько минут услышала, как её зовёт мама. Вошла в комнату.
Мама сидела на диване, бодрая и подтянутая, как будто только что не спала глубоким сном.
– Ты куда?
– С девчонками договорились встретиться.
– Не успела приехать, уже бежишь сломя голову!
– Мам, ну мам… Не сердись! Не будешь?
Мать ничего не ответила, только махнула рукой.
– Ну, всё, мамуля. Я побежала, опаздываю.
Она пронеслась через комнату в прихожую, глянула ещё раз в зеркало.
«Хороша! Ну хороша же!» – порадовалась сама за себя.
Ярко-синее, в фантастических узорах, облегающее фигуру платье из струящегося по телу ацетатного шёлка, с широким, собранным кулиской на тонком запястье рукавом, белые туфельки на невысоком каблучке и белая сумочка через плечо. Тёмно-каштановые волнистые волосы в модной стрижке, «стрелки» в уголках серо-синих глаз. И губы. Полные, яркие, смеющиеся.
«Ну ведь и вправду хороша! А он пусть страдает! Ни за что первая не подойду!»
Так, вздёргивая себя и стремясь освободиться от жуткого волнения, которое испытывала только от одной мысли о встрече с ним, она уже собралась открыть входную дверь, как услышала:
– Смотри, чтобы в одиннадцать дома была!
Ох, эта мама.
– Мамочка, я же не маленькая. Погуляем с девчонками. Потом на танцы пойдём. Давно ведь не виделись.
– Сказала – в одиннадцать! И смотри, держи себя в руках!
– Мама, ты о чём?
Она вернулась в комнату. Что-то в голосе матери, во всей её манере говорить, напрягло и почему-то испугало.
– А ни о чём. Просто позже одиннадцати не задерживайся. Нагуляешься ещё.
– Ладно, ладно, мамуля! Я побежала!
Снова