– Дай, передохну чуток… не устала-то бабку слушать?
Тётка Стася сняла со своих плеч платок и покрыла им плечи девушки – ветерок пошёл, пояснила – и продолжила.
«Стали мы колхоз восстанавливать. Прислали нам председателя. Комиссованый был по ранению. Приглянулась я ему… Стал свататься. Я и не отказала. А через год забрали его – вредителем оказался. Не поверила. Поехала в город к прокурору. А там – прокурорша! Два раза выпроваживала меня, а на третий сказала, что если ещё раз у неё на пороге появлюсь – посадит и меня… Через несколько месяцев суд был. Оправдали его… Но ко мне не вернулся… Да-а… Сначала ждала, а потом узнала, что сразу после суда, как только отпустили его, ушёл он вместе с той прокуроршей, а через пару дней уехали они. …И никто не знал, или не хотел сказать – куда.
Так снова я одна осталась…
Не могла я больше в деревне той находиться, где своих схоронила, где обманутой осталась. Да и из дома, что ему, как председателю дали, выселили меня… Сюда вот приехала… Пошла в санаторию работать. Санатория тогда маленькая была – одно слово, что санатория. Три деревянных домика да столовка в бараке. Сначала уборщицей, потом посудомойкой. Посудомойка всё время при еде. Поселили меня к бабуле в этот вот дом… Хорошая была… Сына всё ждала. Не верила похоронке. Спать на ту широкую лавку ложилась, что под окном, говорила, мол, придёт сынок, в окно, как бывало, постучит, а я в комнатке и не услышу. …И что ты думаешь, девонька, ведь в 50-м годе пришёл. И, правда, ночью пришёл и в окошко постучал. Уж и счастья у моей бабули было! …Только не долго… померла вскорости.
Осталась я в этом доме с ним, с сыном ейным. Увечный был. Сильно изранетый на трёх войнах – в финскую, немецкую и с японцами в 45-м. После японской той по госпиталям долго мыкался, оттого и пришёл домой только в 50-м… Болел всё время… Ухаживала я за ним… Расписаться предложил, чтобы домишко этот, значит, если что с ним случится, за доброту мою мне достался. Чтобы снова на улице не осталась.
Расписались…
…Тоже, чуть погодя, помер… Схоронила его…
Ну-у… Так и осталась совсем одна я снова… Сватались. Многие сватались. И тутошние, и приезжие-отдыхающие. Молодая была, здоровая, работящая. Но не лежало мое сердце ни к кому. Остыло оно, видно, до времени… Да и домик этот, опять же. Чувствовала я, что притягивал он женихов. Богатое приданное. После войны, даже уже в середине 50-х, не всякий и комнатушку-то имел – по общежитиям казённым больше маялись. А здесь целый домик. Ещё и с полисадничком. Сама видишь. Уж как он в оккупации уцелел – то мне не ведомо. У бабули не спрашивала. Меньше говоришь, меньше спрашиваешь – целее будешь… Такие времена, девонька, были. – Тётка Стася искоса глянула на девушку, – да и сейчас-то