Иногда мне кажется, что на самом деле служба в Монастыре была лишь прикрытием (другого не найти слова!) для служения прекрасной Музе, удивительному Слову, которое лежало в основе мира и всегда насмешливо смотрело, как топочет ножками и шевелит ручками непоседливое Дело, считающее себя локомотивом истории, а заодно и ее сутью. Конечно, это бред собачий, приходящий в голову только в каталажке.
Глава четвертая, она – гордость моя, ибо нет ничего прекраснее, чем быть великим и непризнанным
Усни и ты, мой дерзкий дух, Не знавший под собой узды; Жар прихотей твоих потух И сумасбродные мечты. Клянусь тебе, за эту прыть Мне дорого пришлось платить…
СИНЕЕ – БЕЛОЕ
Белый снег и синее море.
Белое море и синий снег.
Белый берег и синие чайки.
Белые блестки на синем песке.
Белые дюны и синее солнце.
Белоснежно-белые сосны.
И конечно, если смешать
Все краски резко
И затушевать места пустые,
И заштриховать синее – белым,
А белое – синим,
То не дозовешься ни зюйд-веста,
Ни норда.
Обленившийся ветер
Отказывается работать.
Так и стоишь у окна между
Белым и синим, синим и белым…
Только скажи: почему же, зачем же
Смотришь ты в это окно запотевшее?
Словно судьбы ожидаешь решение,
Словно настала пора разрешения
Всех твоих умных и глупых вопросов.
Словно задумал внести оживление
В нагромождение снежных заносов.
Словно рассвет ожидаешь в смешенье,
В новом свеченье красок знакомых,
В новом смятенье спасение словно!
Синее – белое. Снова и снова
Смотришь, от синего снега слабея:
Не шелохнутся, не вздрогнут деревья.
Можно, конечно, пустить белку
по белому снегу,
Усадить женщину на камень, которого нет,
Усадить женщину, которой
нет,
На переломленную ветку кедра.
Чтобы сидела она у моря, ожидая ветра
Из-за синего Эрезунда.
Чтобы мелькало на горизонте
Зарывшееся в волны белое судно.
Можно, конечно, оживить картину,
И на скамейку возле отеля
Посадить мужчину у дюны синей
В свитере под Хемингуэя,
Рассматривающего дольку мандарина…
Но и это было!
Белизна сиреневая, синева серебряная.
Нет ни бега времени,
Нет никакого движенья,
Нет ни Бога, ни дьявола.
Однообразны волнение моря
И неподвижность картины.
Остается невысказанное слово,
Потешное