– С тобой точно все в порядке? – Беспокоилась луномирка.
– Да, – отмахнулась я, – это всего лишь озноб. – Я указала на свои босые ноги, намекая, что полы в замке холодные, но дело было вовсе не в холодном камне.
Войдя в распахнутые высокие двери зала, мы заметили, что и яблоку негде было упасть: его заполняли существа Царства ночи, прибывшие на совет, которые были не прочь поглазеть на представление перед словесными перипетиями. На помосте, рядом с пустующим троном, перед эльфами, гномами, вампирами и другим сбродом, восседали около пятнадцати седоволосых дряблых стариков и старух, жадно разглядывающих меня и провожающих взглядами своих блеклых, не имеющих радужек, глаз. Среди них была и бабка Сэмюэля, которая отличалась от всех старейшин тем, что на ее коже не было старческих пятен, хотя, могу поспорить, что в последний раз, когда я ее видела, они были на ней.
– Аврора Дракула, – хриплым голосом, громко возвещал старик из древних, – именуемая первой наследницей дома Дракулы, даешь ли ты свое согласие на проведение добрачного ритуала?
Я посмотрела на отца и Кристилл, которые с замиранием сердца ждали моего ответа.
– Да, даю! – Так же громко ответила я.
– Согласна ли ты с условиями его проведения, что выдвинул твой жених? – Спросила старуха Баттори, пытаясь скрыть победную ухмылку на своем морщинистом лице.
– Согласна. – Тихо ответила я, робея от внимательных взглядов, направленных на меня.
Отец печально выдохнул, но в зале были и те, кому мой ответ пришелся по вкусу. Елизавета Баттори и вся их близкая и дальняя родня засветились взглядами их счастливых лиц, а Сэмюэль не смог сдержать победный смех, скалясь во все свои клыки.
– Что ж, тогда выйди сюда для совершения ритуала. – Подозвал меня седовласый старейшина, маня острием своего когтистого кривого пальца.
Я прошла мимо глазеющей толпы и поднялась по порогу на помост, где мне на встречу вышел Сэмюэль. Он подхватил меня на руки, корча из себя джентльмена перед зрителями, и вынес на середину пьедестала, куда слуги установили что-то похожее на алтарь, застеленный белым покрывалом. Отец же, не выдержав того, что на его глазах самодовольный вампир овладеет его дочерью, вышел вон из зала.
С каждой секундой мне становилось не по себе и сердце было готово разорваться от волнения и страха, но я сжимала свои кулаки и мысленно уговаривала себя, что это необходимость.
Сэмуэль уложил меня на алтарь головой к залу, и, возвышаясь надо мной, отстегнул свой плащ, скинув его на пол. Затем он расстегнул застежки на куртке и разорвал нательную рубашку, не обременяя себя возней с ее завязками. После, он расшнуровал штаны и задрал мою сорочку так, чтобы добраться до моего лона, но при этом никто не мог увидеть моей наготы выше ног.
В этот момент мне казалось, что я умру от стыда и горечи, что комом застряла в горле, спирая дыхание и лишая