Просто_папа
зуева_татьяна, не совсем так. Это борьба за лидерство в условиях неясных приоритетов. Это частая вещь в чисто женских коллективах.
Например, крайняя жестокость в женских тюрьмах объясняется отсутствием ориентиров альфы (для женщины положение в «стае» обычно определяется по статусу её мужчины). А тут нет мужчин, а механизм выставления приоритетов оказывается сбит; лидерство захватывается обычно с использованием насилия.
Далее в иерархии появляются «приближенные к лидеру», «работяги», «независимые» (роль которого заняла авторша поста), «изгои».
Ваша_ЕИ
Наталья Павловна, читая ваши истории, погружаешься в мир наблюдений человека, любящего людей и умеющего понять главное о них. Читаю, думаю о том, что когда-то уже так чувствовалось. На третьем рассказе определила – так было в юности, когда зачитывалась Шукшиным, Распутиным. Ухожу в чтение вашего дневника.
Больничная палата как маленькая модель общества
В утро, когда уходила домой Зинаида, в палате были теплые объятия и поцелуи, и даже слезы. Может быть, так и проявляется «Стокгольмский синдром» (так называется явление психологической привязанности жертв к своему мучителю).
А потом в палате на много часов повисло чувство опустошенности и молчание. И только к вечеру все оживились, начали говорить о Зинке, посмеиваться над ее выходками и облегченно вздыхать. Осуждали ее поведение. Говорили: – В ней было что-то бесовское!
Но никто не задумывался, почему у нее была такая власть в нашей палате.
А ведь короля играет свита!
Первые дни после ухода Зинки в палате засыпали с включенным верхним светом: некому приказать выключить.
С коллективной выручкой – тоже никак. Лежит вся палата под капельницами, у одной выскочила игла. Сигнализация – высоко на стене. Пациентка робко кричит: – Сестра, сюда!
В шумном коридоре ничего не слышно.
Я говорю: – Давайте хором! Раз-два-три! Сестра, сюда!
Никто.
Если это – маленькая модель нашего общества, то как же неуютно…
А ведь каждый по отдельности – неплохой человек.
Громогласная старуха Надежда Васильевна оказалась очень милой женщиной и интересной рассказчицей. В свои 82 года она оставалась красавицей: хорошая стройная фигура и голубые глаза на пол-лица. Ей звонил сын, он ученый в США. Звал к себе, но она отказывалась. После ухода Зинки Надежда Васильевна ни разу не заводила разговоров о телесериалах и телешоу, не обсуждала политиков, и голос у нее вовсе не был громкий. Она выписывалась через несколько дней, и некому было ее встретить. Я провожала ее до выхода к остановке троллейбуса. Мы обнялись и расцеловались. Она ушла, спокойная и уверенная в себе. Я долго