– Фа-и́-на-Фай-на-на́-Фа́и-на-Фаи́на-Фа-и-на́!..
И я решила начать, как говорится, новую жизнь. А именно – готовиться к предстоящей схватке. Секция женского фехтования находилась не слишком далеко, и я записалась туда.
Трудно теперь было узнать меня – прежнюю рохлю-книголюба. Я тренировалась изо дня в день, выполняя все указания седоусого наставника-мастера, невзирая на то, что уставала, что было трудно, болели мышцы. Свистело дыхание, пот заливал глаза, и мне самой доставалось немало ударов на спаррингах. Я отрабатывала выпады, приемы защиты, прыжки, постановки ног, и всё-всё-всё. Собирала в пучок волю, стискивая зубы, смахивая мелкие злые слезы и испарину, бросая жестокий вызов себе самой и не щадя себя, ту, старую, – во имя себя же новой. Я прошла весь курс фехтования и рукопашки, и чувствовала себя уже совсем иным человеком.
И в августе мы снова сошлись на том же речном пляже. Моим секундантом снова была Марианна, а напротив меня стояла всё та же Фаина, только теперь в кожаных штанах. Мы схватились на таких же палках. И хотя она была неслабым противником, на этот раз я победила ее! Теперь мы поменялись ролями. Она лежала навзничь на песке, а я стояла сверху.
– Ну что, Фаина, убить тебя или попросишь пощады? – спросила я с холодной усмешкой.
– Убей! – заорала Фаина, задыхаясь от бессильной злости, однако – решительная.
Я была слегка ошарашена. Но она кричала снова и снова:
– Да-да, я теперь выбираю смерть!! Убей меня, слышишь! Давай!
А я не хотела ее убивать. Я же была не такая, как она.
– Нет, я тебя не убью, – сказала я довольно спокойно, отходя. Запоздало я понимала, что она теперь, сознательно или бессознательно, наверное, посчитает себя морально наказанной таким моим решением. Ну что ж, пусть…
Рыча и обливаясь злыми скупыми слезами, она вновь требовала себя убить. Но я обернулась и сказала:
– Не надо, Фаина! Надо жить. И тебе, и мне, и всем! Живи, и давай не будем больше ссориться!
Фаина уселась на песок, опустила растрепанную голову на колени и хрипло плакала, подвывая и закрываясь руками. Однако чувствовалось, что ее все-таки отрезвили мои слова. Хотя, возможно, с ее личной точки зрения я действительно «наказала» ее… К ней подошли амазонки и заботливо ворковали над ней. А мы с Марианной шагали прочь, дружески обнявшись, Марианна лихо курила сигарету. И мы снова молчали, потому что опять не хотелось ничего говорить. С того дня мы никогда и ни о чем ни словом не обмолвились с Фаиной. И она больше ни разу не лезла ко мне.
Когда я поступила учиться на швею, то Лена была практически первой, кого я увидела на курсах. Она лежала на столе, свернувшись калачиком, и спала. Потом прибыл главный местный старожил –