– А как все вышло-то, Уолтер, тогда, в начале, между тобой и Кессфордами?
– По глупости молодой, как! Мне бы сообразить, что на Ангуса не надо выходить в две фамилии всего, но нам же дерзости не занимать. Керры ввязались не потому, чтоб им было дело до короля, нет… им было важно, что можно на меня пасть разинуть. И ведь я их пальцем не тронул – на кой они мне, по родству-то, а Кессфорда пикой снял один из моих Эллиотов, когда мы уже от них уходили, в клочья Ангусом порванные… мать моя из Керров Бокле, на дочери Фернихёрста я даже побыл женат, а все одно. Только хуже.
– А что твои Эллиоты сейчас?
– При деле, как в старые времена. Джок по-прежнему не дурак в том, чтоб увести стадо чужой скотины. Старый Редхью хворал-хворал, а помер только года полтора назад, они пришли ко мне, я взял их под свой штандарт…
– Ну, скажи уж хоть теперь, Уот, – улыбаясь, спросил Белокурый, – тогда, с плешивой овцой – это было все с твоего приказа?
Дело о сожженных овчарнях Хермитейджа висело между ними долгие годы, как падаль на суку – при попутном ветре нет-нет, да пованивает. Он знал, Уот солжет и отопрется, но побаловал себя вопросом все равно.
Так и произошло.
– Я не при чем, – побожился Вне-Закона, – то была задумка покойного Роба, помяни, Господи, его грешную душу… Теперь спрошу я тебя: верно ли говорят, что Питтендрейк заманил тебя в Далкит и преломил хлеб? Верно всё или врут, как у нас тут водится?
– Не врут, Уолтер. Я вправду был в Далките и пил с Питтендрейком за одним столом. И они не попытались меня отравить! Что странно…
Бранксхольм-Бокле кивнул и с минуту сосредоточенно размышлял, разминая в пальцах шарик хлебного мякиша. Потом сказал с глубокой убежденностью:
– Я тебе многое прощал, но если ты станешь резать Дугласов без меня, Лиддесдейл – я с тобой на крови!
– На крови?! Ты мне прощал? – Белокурый в который раз поразился великолепной наглости доброго соседа. – Уот, да ты при Джеймсе пристроил меня на два года в тюрьму, разве не под топор подвел, и теперь – на крови?!
– Так это когда было-то, – нимало не смущаясь, отвечал Злобный Уот. – Сам знаешь, тому и глаз вон. А Дугласы – дело дня сегодняшнего. Ты ведь затем вступил в бонд с Питтендрейком, чтоб прирезать его, скажи? Я прав?
Уот Вне-Закона ни минуты не сомневался, что Босуэлл вошел в сношения со старыми врагами лишь затем, чтоб удачней предать их. Вопросом для Бранксхольма-Бокле было только – когда? Blood feud с Дугласами установлена была Уолтером с того дня, когда он положил сотню рейдеров под конницу Ангуса в попытке освободить юного короля, с того дня, в котором, в далеком Сент-Эндрюсе, столь же юный, как король, граф Босуэлл пенял дяде-епископу на неловкость Бранксхольма-Бокле… вспомнив о своей тогдашней наивности,