Она хватается за каждый повод увидеться с ним, и иногда ей кажется, что, не будь она Проводником, всё бы ограничилось той встречей в «Ликорисе». Демоны находят развлечение со смертными лишь на один раз. Эри бы никогда больше не увидела его.
Но, имея возможность призывать любого демона… Кто бы отказался от такого?
Она как наркоманка ищет причины для вызова, а он отвечает ей тем же. Он не звонит ей, не приходит сам, он ждёт, когда знакомая скользкая нить протянется к нему из другого конца города, и он перейдёт по ней. Ждёт очередной дозы неловких разговоров, случайных прикосновений, красноречивых взглядов.
Им обоим это нужно. Эта необходимость разрывает изнутри, полосует разум тупой бритвой.
Виен отодвигает чашку на край стола и встречается с ней глазами.
Опавшая, сухая, сгорбленная. Как гнилое деревце. Сбор душ отнимает все её силы. Кто знает, сколько их требуется Рю по будням. Сколько жизней Эри губит ежедневно…
Она никогда не оголяет плечи, не открывает грудь. Всё, что видит Виен, – тоненькие ключицы в вырезе пушисто-аметистового свитера и белые запястья с голубыми прожилками вен.
Её запястья сводят его с ума.
Волосы растрёпаны, под глазами круги… Сливовая помада – одна из причин его обсессии.
«Ты совсем не знаешь, что у этого кофе мерзкий вкус, Эри. Он отдаёт… землёй. Наверное, землёй из моей могилы, которую я и прямо сейчас выкапываю, глядя на тебя. Рою её так глубоко, что уже добрался до грёбаного раскалённого ядра».
Смертные придают слишком большое значение всем этим обыденным вещам: кофе, закаты, любимые телесериалы, утренние пробежки… Как будто в этом пшике, которым представлялась Виену человеческая жизнь, есть какой-то смысл. Долго ли эти мелочи будут наполнять их существование иллюзией счастья?
Виен ненавидит кофе и иллюзии.
Ему давно пора отпустить смертную, но он не делает этого. Он смотрит на неё, вдыхает её запах, ворочает в лабиринтах памяти одни и те же воспоминания. И до жжения на кончиках пальцев хочет ранить её. Словами и поступками.
«Зачем ты это делаешь?».
Едва ли не самый частый её вопрос.
Его не перевоспитать. Он был рождён разрушать всё, к чему прикасается. Он разрушает, ломает её, и ему это нравится. Он портит даже собственные вещи.
Её бесчисленные «ненавижу»… А ему и впрямь как будто всё равно. И только.
Он часто находит себе новую вещицу, краше и податливее старой, но потом всегда возвращается к Эри. Потому что тем достаточно быть его вещами, пресными, однозначными, которые и портить-то становится со временем скучно. Эри не хочет быть